Сибирские огни, № 011 - 1971

ко искусностью звукописи, образностью от­ дельной строки или строфы. Оно захваты­ вает своим ладом, зрелостью и мудростью чувства и мысли, своеобразной народностью, благородным духовным обликом своего коллективного лирического героя. Народ­ ность в последнее время стали иногда по­ нимать, как утверждение патриархальности, любование стариной, «живописными источ­ никами «простой» деревни. В «Чернушке» о приметах русской си­ бирской старины говорится уважительно. Ничего не поделаешь, а «нужна старухе прялка изувеченная вся». Поэт убежден, что В мире жестком до предела, Не глуха и не слепа, Г петь еще свое не спела Деревенская изба. Но все это бесконечно далеко от став­ ших модными призывов к поклонению «се­ дой старине», призывов вернуться назад к деревенскому петуху. Напротив: зоркий глаз поэта с радостью подмечает приметы нового, ему дорого, что географическое за­ холустье Чернушек, где Мушки нас едят и мошки И комарики едят,— ни на мгновение не обернулось нравствен­ ным и духовным захолустьем, что мир за­ терянного в глуши селенья не изолирован, а прочно связан со всем большим миром. Ребятишкам на дороге Тоже надо обсуждать: Что за люди эги йоги? — Им бы — Йогов повидать. Отрешенны и степенны, Лишь усами шевелят, Медноусые антенны, Что над крышами стоят. Но главное в нравственном облике Чер­ нушек — это сознание своей необходимо­ сти, гордость своим вкладом в жизнь об­ щества: «Хлеб насущный создаем». Вот по­ чему так светел образный мир этого стихо­ творения, так радостно и самозабвенно пляшет в его строках «летний ливень про­ ливной», и люди полны веры в добрую судьбу: С неба звездочка упала — Это к счастью, говорят. Виктор Крещик не выделяет индивидуаль­ ного героя, он говорит от имени Черну­ шек. Весь образный строй стихотворения как бы утверждает право поэта — высокое право — быть голосом своих героев. По-своему о старом и новом говорит Нинель Созинова. Вот уж, кажется, дере­ венская поэтесса. Она вся в мире сельских преданий. Прошлое живет в ее настоящем так, «как будто в верстном отдаленье де­ довская здравствует страна». Но это совсем не то прошлое, что питает сарафанную по­ этику и чурается выхода за пределы дере­ венской околицы. В старом ей дорого то, что укрепляет современность. Так рождает­ ся удивительная по лаконизму и емкости стихотворная новелла о бабке Марье, ее гражданском подвиге и поседевшей за ночь «огневой голове». И другое стихотворение, которое тоже можно назвать новеллою, хотя в нем нет ни сюжета, ни сколько-нибудь четко выпи­ санного характера. Все оно составлено из «круглых, как колобки», народных примет, и на первый взгляд кажется, что поэтесса демонстрирует нам свои этнографические богатства. Но неожиданная развязка, со­ всем как в новелле, освещает по-новому казавшиеся самоценными фольклорные рос­ сыпи. Неожиданно перед читателем возни­ кает образ человека, образ крестьянской девушки, чей духовный, нравственный мир выпестован народной мудростью: Все село следит с пристрастьем, что за девушка растет. Поэзия деревни в стихах Созиновой хороша сама по себе, она не противостоит, а по-доброму соседствует со всякой иной подлинной поэзией, в том числе урбаниче- ской. И как будто отвечая поклонникам •ситцевой музы, она открыто декларирует: Не затем ступаю по забытой, по дождями битой колее, чтобы славить старое корыто в дедовском еще житье-бытье. Созинова обнажает идейные корни своей позиции по отношению к духовному насле­ дию, это те начала, Где от поколенья к поколенью Сила духа русского росла,— та, которую возглавил Ленин, та, что нам в наследство перешла. Книга 70-го года, подобно предыдущим, включает критические миниатюры, ра;боры стихотворений. Их авторы пытаются раз­ гадать тайну волшебства простых слов. Кажется, они рассматривают страницы ху­ дожественного текста на свет, как это де­ лал юный Пешков с «Простым сердцем» Флобера. Об этом напомнил Ю Мостков в своем эссе по поводу стихотворения Ва­ силия Федорова «Ровесница» В большинстве это коротенькие моноло­ ги поэтов на темы поэзии. Потрясенный глу­ бокой правдой диалектики души солдата, раскрытой в маленьком стихотворении Александра Межирова, его сибирский со ­ брат по перу Василий Казанцев счел необ­ ходимым поделиться своим чувством с чи­ тателем и помочь увидеть чудесный сплав героического и трагического в солдатском, человеческом сердце. И всего несколько слов о стихотворении Николая Ушакова «Патефон» сказаны Елизаветой Стюарт. Кажется, она не анализирует, а только спрашивает: «Почему чужая жизнь внезап­ но стала близкой мне, как своя собствен­ ная? Что помогло этому волшебству?..» Но незаметно, чуть ли не в самих вопросах, подсказываются ответы, и мы улавливаем