Сибирские огни, № 011 - 1971

¿кий з воспоминаниях современников», изд. ¿Художественная литература», 1964, т. I). Упомянув о том, что «по условиям цензу­ ры Федор Михайлович был принужден вы­ бросить из «Записок» эпизод о ссыльных поляках и политических арестантах и позд­ нее сообщил своим друзьям устно немало интересных подробностей по этому предме­ ту» (каких именно — Милюков умалчивает), исследователь пишет затем: «Кроме того, я помню еще один рассказ его, который тоже не вошел в «Записки», вероятно, по тем же цензурным соображениям, так как затраги­ вал щекотливый в то время вопрос о зло­ употреблениях крепостного права. Как те­ перь помню, что однажды на вечере у бра­ га, вспоминая свою острожную жизнь, Д о­ стоевский рассказал этот эпизод с такой страшной правдою и энергией, какие никог­ да не забываются. Надобно было слышать при этом выразительный голос рассказчика, видеть его живую мимику, чтобы понять, какое он произвел на нас впечатление». Итак, Достоевский сам непосредственно включился в традицию устной передачи, го­ воря от имени первоначальных рассказчи­ ков и ведя монолог от первого лица (как и в рассказах, вошедших в «Записки»),— прием весьма характерный для устной про­ зы. Вмешательство того, кто передает уст­ ный рассказ со слов другого человека, до­ пустимо лишь в своего рода комментариях, какими он может сопровождать основной монолог, но совершенно противопоказано для основного текста. Именно этот прием отчетливо виден в «Записях» Милюкова. Этот автор записал рассказанное Достоев­ ским точно и добросовестно. Ниже . мы всмотримся более пристально в эти тексты, а пока укажем на другую, весьма харак­ терную для живой передачи устной прозы особенность, полностью примененную До­ стоевским: выразительность голосовых средств, интонации и богатство мимики — то й другое отмечает Милюков. «...Ну вот, надумал я жениться,— пере­ давал Достоевский острожный рассказ,— хозяйка была нужна, да и девка одна по­ любилась. Поладили мы с ней, позволение барское вышло, повенчали нас. А как с вен- ца-то вышли мы с невестой да идти домой направились с господской усадьбы, выбе­ жало дворовых никак человек шесть или семь, подхватили молодую жену под руки, да на барский двор и потащили...». Молодая жена возвращается . к мужу опозоренная барином. Молодой крестьянин страдает, но обо всем этом, следуя основ­ ному рассказчику, Достоевский говорит ску­ по и лаконично, без подробной разработки психологического состояния героя рассказа, которая является неотъемлемым свойством его собственных литературных произведе- яий. В данном случае он только устный рассказчик, с максимальной правдивостью передающий слышанное от человека, от на­ родной массы, а не писатель-психолог. И так же, полностью сохраняя стиль и сло­ весную ткань устных мемуаров, Достоев­ ский изложил конец этой истории: «...И вот с самого этого дня задумал я, как мне ба­ рина за ласку к жене отблагодарить. Отто­ чил это я в сарае топор, гак что хоть хле­ бы режь, и приладил носить его, чтоб не в примету было...» Топор настолько острый, что им можно резать хлебы,— несомненно, выражение на­ родное. И сцена убийства помещика-насиль­ ника строится на подробностях, идущих из реальной жизни крепостных времен. Топор же спрятал под одеждой Раскольников а «Преступлении и наказании». Этот роман был написан через несколько лет после то­ го, когда Милюков слышал от Достоевского устные рассказы (точную дату Милюков не сообщает). Не из острожного ли повество­ вания, запечатлевшего кусок реальной жиз­ ни, проник в книгу мотив о топоре?.. Мотивы насилия помещиков над девуш­ ками звучат в произведениях Достоевского многократно: сразу вспоминается Свидри­ гайлов и целая плеяла других персонажей. Эту линию в его творчестве очень часто вы­ водят из обстоятельств биографического порядка: такие привычки имел отец писате­ ля, за что и был убит крепостными. (Об этом подробно написал Л. И. Гроссман в книге «Достоевский», глава «Убийство отца». Много открыли перед исследовате­ лями и предания крестьян бывшего имения Достоевских). Но до отмены крепостного права, да и в течение ряда лет после отмены, о таких фактах можно было узнавать, конечно, не из газет, а лишь из сообщений, распростра­ нявшихся устно и вполголоса, с оглядкой, из молвы, из рассказов («тайных сказов»). События личной биографии писателя были усилены тем, что Достоевский услышал в «Мертвом доме». Милюков пишет об одном рассказе: «По­ стараюсь передать этот рассказ, как помню и умею». На самом деле, им записаны два устных рассказа Достоевского с двумя раз­ личными сюжетами. Тема второго расска­ за — убийство каторжанином этапного смот­ рителя, который морил людей голодом. «Где бунтовщик? — крикнул капитан, да прямо ко мне.— Ты что бунтуешь? А? — Я, гово­ рю, не бунтую, ваше благородие, а только о людях печалюсь, для того людей морить голодом ни от бога, ни от царя не пока­ зано». Следует диалог, почти сплошной. Весь довольно краткий рассказ состоит из-него. По содержанию он примыкает к введенным в «Записки», и почему Достоевский не вклю­ чил его в книгу — не ясно. Представляется, что цензура т'ого времени, когда готовилась реформа 1861 года, могла бы его пропу­ стить, как пропустила остальные, несмотря на то, что в них речь идет зачастую об убийствах солдатами жестоких офицеров. Возможно, сыграли тормозящую роль сооб­ ражения эстетического порядка: этот вто­ рой рассказ, судя по записи Милюкова, не­ сколько менее ярок и выразителен, чем вве­ денные в «Записки».