Сибирские огни, № 011 - 1971

ропавловскую крепость. Это свидание со­ стоялось перед самой отправкой. «...Дверь отворилась,— пишет Милю­ ков,— за нею брякнули приклады ружей, и в сопровождении офицера вошли Ф. М. Д о­ стоевский и С. Ф. Дуров. Горячо пожали мы друг другу руки. Несмотря на восьми­ месячное заключение в казематах, они поч­ ти не переменились: то же серьезное спо­ койствие на лице одного, та же приветли­ вая улыбка у другого. Оба уже одеты бы­ ли в дорожное арестантское платье— в по­ лушубках и валенках... Ни малейшей жа­ лобы не высказали ни тот, ни другой на строгость суда или суровость приговора. Перспектива каторжной жизни не страши­ ла их. и, конечно, в этс время они не пред­ чувствовали. как она отзовется на их здо­ ровье.. » '. В госархиве Омской области мы нашли ряд относящихся к Дурову документов. В одном из них говорится, что осужден Сергей Федорович «за участие в преступ­ ных зал челах, учреждение у себя на квар­ тире сбора для этой цели и покушение к распространению сочинений против пра­ вительства посредством домашней лито­ графии... лишен всех прав состояния с от­ сылкою в каторжную работу в крепостях на 4 года» 1 2 И вот позади тысячи верст Московско- Сибирского тракта. Позади Тобольск и встречи с женами декабристов. 23 января 1850 года перед двумя петрашевцами рас­ пахнулись ворота Омского острога... Вопрос о взаимоотношениях Дурова и Достоевского весьма сложен. До ареста они были в хороших отноше­ ниях Приятель Достоевского врач С. Д. Яновский вспоминает: «...Федор Ми­ хайлович, разговаривая со мною о липах, составлявших кружок Петрашевского, лю­ бил с особенным сочувствием отзываться о Дурове, называя его постоянно челове­ ком очень умным и с убеждениями...»3. Однако П. К. Мартьянов в своих ме­ муарах делает совершенно неожиданное сообщение: «Поражало «морячков» в ха­ рактере этих двух петрашевцев то, что они ненавидели друг друга всею силою души...»4. Вряд ли это утверждение соответствует истине. Во-первых, часть воспоминаний Мартья­ нова, относящаяся к. Достоевскому, не яв­ ляется мемуарами в полном смысле этого слова Как уже говорилось, сведения по­ черпнуты из вторых рук — от кого-то из «морячков», несших караульную службу в Омском остроге. \ Во-вторых, какие доказательства приво­ 1 А. П. М и л ю к о в. Ф. М. Достоевский.— «Ф М. Достоевский в воспоминаниях современ­ ников». т. I, М.. 1904. стр 191. 3 ГАОО Омское городское полицейское уп­ равление. ф -V? 14, д 385 св. 41. л 22—27. 3 С. Д Я н о в с к и й . Воспоминания о До­ стоевском— «Ф М. Достоевский в воспоминани­ ях сорг'вмлнн"ков» г ! М.. 1964. стр. 172 4 П. К. М а р т ь я н о в . Указ, соч., стр. 241. дит сам Мартьянов? Он пишет следующее: Дуров и Достоевский «никогда не сходи­ лись вместе и в течение всего времени на­ хождения в Омском остроге не обменялись между собой ни одним словом. Вызванные вместе для бесед в офицерскую комнату, они оба сидели насупившись в разных уг­ лах и даже на вопросы юношей отвеча­ ли односложными «да» или «нет», так что их стали вызывать не иначе как пооди­ ночке»1. Спрашивается — откуда было «моряч­ кам» знать, что петрашевцы (за все четы­ ре острожных года!) «ни когда» не разгова­ ривали? Ведь они наблюдали каторжников только во время караула, но не в казармах, не на работах, ни — тем более — в госпита­ ле. Но суть даже не в этом. Зачем полити­ ческим преступникам, осужденным по од­ ному делу, демонстрировать перед кем бы то ни было свою взаимную привязанность? Любой неосторожный шаг, любое лишнее слово могли повлиять на их дальнейшую судьбу. А те же «морячки» при всей их лояльности были все-таки начальниками. Да в конце концов любой из них по моло­ дости и неопытности мог проболтаться о ведущихся в караульном помещении раз­ говорах Видимо, отчужденность петрашевцев бы­ ла лишь внешней. Тем более, что их кон­ такты сразу же бросились бы в глаза всем. В «Записках...» по этому поводу есть инте­ ресное по своей психологической точности наблюдение. Достоевский пишет: «...между арестантами почти совсем не замечалось дружества, не говорю общего,— это уж по­ давно,— а так, частного, чтоб один какой- нибудь арестант сдружился с другим. Это­ го почти совсем у нас не было, и это заме­ чательная черта: так не бывает на воле. У нас вообще все были в обращении друг с другом черствы, сухи, за очень редкими исключениями, и это был какой-то формаль­ ный, раз принятый и установленный тон»2. Следующее доказательство Мартьянова также представляется нам недостаточно твердым. Недоброжелательное отношение Достоевского к Дурову он видит в том, что в «Записках» не упоминается имя или хотя бы инициалы поэта-петрашевца. Но автор «Записок» (об этом мы еще будем говорить особо) н. называл полным именем никого из тех, кому это могло бы повредить. Он прекрасно знал, что революционные убеж­ дения Дурова не изменились и после остро­ га. Зачем же было лишний раз обращать внимание определенного рода «читателей» на это имя5 В «Записках» Дуров упоминается пять раз3. Делается это, например, так: «Нас, то есть меня и другого ссыльного из дво­ рян, с которым я вместе вступил в катор- ’ П К. М а р т ь я н о в Указ, соч., стр. 241. 2 Ф. М. Д о с т о е в с к и й . «Записки...», т. 3 стр. 52ч 8 Ф. М. Д о с т о е в с к и й . «Записки...», т. 3, стр. 4/5. 491, 0/7, 698, 702.