Сибирские огни, № 011 - 1971

А много лет спустя другой великий рус­ ский писатель был поражен душевной кра­ сотой этой женщины. Собирая материалы для романа «Декабристы», Лев Толстой поз­ накомился с семейной перепиской Фонвизи­ ных; по его словам, это было «прелестное выражение духовной жизни замечательной русской женщины». Писатель хотел сделать ее прототипом героини романа — Апыхти- ной (девичья фамилия Натальи Дмитриев­ ны — Апухтина). И хотя роман не был написан, само это намерение говорит о мно­ гом...1 Почему именно Фонвизина проявила наи­ большую активность по отношению к петра­ шевцам? В Тобольской тюрьме она беседовала с самим Петрашевским, и он, услышав фами­ лию «Фонвизина», рассказал, что к их круж­ ку был близок некий Дмитрий Фонвизин,— только последняя стадия чахотки избавила от ареста этого юношу. Потрясенная шла тогда домой Наталья Дмитриевна: ведь Пет- рашевский говорил о ее родном сыне. И хо­ тя Фонвизина уже знала, что Дмитрия нет в живых, близость его к петрашевцам была, очевидно, для нер открытием.1 2 Не просто «несчастных» видела эта женщина в Достоевском и его товарищах, а и соратников сына по политической борьбе, продолжателей дела декабристов. Фонвизина не была .единственным из кру­ га декабристов человеком, подавшим руку помощи Достоевскому и Дурову. В Тоболь­ ской пересыльной тюрьме их посещала и Муравьева. Немалую роль в дальнейшей судьбе будущего автора «Идиота» и «Братьев Карамазовых» сыграло семейство Анненковых — об этом будет сказано, когда речь пойдет об офицере Иванове (он был женат на дочери Анненковых — Ольге). Моральную (да и материальную) поддерж­ ку со стороны декабристов Достоевский и Дуров ощущали на протяжении всех лет изгнания. Были использованы все связи. Десятки писем, записок, визитов, малых и больших хитростей,— все было пущено в ход для того, чтобы машина царского право­ судия причинила своими заржавелыми ше­ стернями поменьше вреда двум омским узни­ кам. А сейчас вспомним имя, мелькнувшее в письме Фонвизиной,— Маша Францева. ...В Тобольске жил в те годы губернский прокурор. Декабристы считали его своим, а по тем временам дружить с ними осмеливал­ ся не каждый. Дочь свою Машу прокурор воспитал честным человеком. Это она сопро­ вождала Фонвизину за реку в день отъезда Дурова и Достоевского из Тобольска в Омск. В старину был хороший обычай — прово- 1 См. об это м—А. Гессен. «Во глубине си­ бирских руд... (Декабристы на каторге и ссыл­ ке)» М.. 1965, стр. 333—334. 2 Там же,- стр. 300. В другом источнике го­ ворится, что к делу петрашевцев привлекался племянник М. А. Фонвизина (см. «Поэты-петра­ шевцы», стр. 366). жать уезжающих друзей до первой станции. Поэтому последнее свидание на скованной морозом дороге в семи верстах от города — это не только конспиративная уловка. Это еще и огромная моральная поддержка, акт, если хотите, символический: ведь, несмотря ни на что, обычай соблюден! Можно только представить себе радость двух закованных в кандалы молодых людей: они едут молча, задумавшиеся, внутренне подготавливающие себя к неизвестному, к страшному, и вдруг снова перед ними знакомые, ставшие род­ ными женские лица. Кстати, исследователи жизни и творчества Достоевского (а значит, и мы, читатели) должны быть благодарны дочери тобольского прокурора и за то, что она написала воспоминания об этой встрече; они напечатаны в 1888 году в «Историческом вестнике». В московском музее Ф. М. Достоевского хранится старое Евангелие. О нем есть не­ сколько строк в «Записках из Мертвого дома»: «...Эту книгу с заклеенными в ней деньга­ ми подарили мне еще в Тобольске те, кото­ рые тоже страдали в ссылке и считали вре­ мя ее уже десятилетиями и которые во всяком несчастном уже давно привыкли ви­ деть брата»1. Писатель до конца своих дней хранил дорогой подарок — сберег его и в остроге, и в семипалатинской солдатчине. Во время этого свидания Мария Дмитри­ евна Францева вручила сопровождавшему петрашевцев жандарму заранее приготов­ ленное письмо. Оно было адресовано ее хо­ рошему омскому знакомому — инспектору классов Сибирского кадетского корпуса Ивану Викентьевичу Ждан-Пушкину. Фран­ цева просила его использовать свои много­ численные знакомства и помочь новым омским узникам всем, чем только можно. Авторы статьи разыскали в Омском обла­ стном госархиве некоторые данные, касаю­ щиеся этого человека. Но найдено мало. Сами посудите, что можно узнать из доку­ мента с угнетающе-скучным названием «Кондуитный список»? В 1851 году — подполковник. В молодо­ сти, будучи еще подпоручиком, служил на Кавказе — участвовал в экспедиции 1834 го­ да в Аварское ханство. Награжден разными орденами. «Отлично усерден и примерно деятелен»2. Известно еще, что после Омска Ждан-Пушкин пошел «на повышение» — стал директором 1-го Московского кадет­ ского корпуса3. Подробно об этом человеке сказано в воспоминаниях Г. Н. Потанина, учившегося в те годы в Сибирском кадетском корпусе: «Жан-Пушкин был разносторонне обра­ 1 Ф М. Д о с т о е в с к и й . «Записки из Мерт­ вого дома.— Собрание сочинений, т. 3. М., 1956, стр. 47. В дальнейшем —ссылки на «Записки...» по этому изданию. 2 ГАОО, Сибирский кадетский корпус. Ф. № 19, оп. 1. д 75. са. о. лл 6—7, 18—19. 3 Краткий исторический очерк первого Сибир­ ского кадетского корпуса (1813—1913;. М., 1915, стр. 58.