Сибирские огни, № 011 - 1971

Помню я Петрашевского дело, Нас оно поразило. как гром. Даж е старцы ходили несмело. Говорили негромко с нем Молодежь оно сильно пугнуло, Поседели иные с тех пор И декабрьским террором пахнуло На людей, переживших террор...1 Читатели наверняка узнали характерный некрасовский стиль. Великий русский поэт не преувеличивал, сравнивая «Петрашев­ ского дело» с расправой над декабристами. И в том, и в другом случае виден один по­ черк — кровавый почерк самодержавия, пы­ тавшегося каленым железом выжечь любое проявление свободомыслия Советский литературовед Леонид Грос­ сман, изучавший обстоятельства расправы 22 декабря 1849 года, пишет: «Придуманный Николаем 1 издевательский план «недовер- шенного» расстрела требовал сугубо сложного и точного выполнения. Не удивительно, что переписка высших чинов правительства о предстоящей экзекуции напоминает местами режиссерский экземпляр громоздкой теат­ ральной пьесы. В «весьма секретных доку­ ментах», которыми обмениваются 20 и 21 декабря ближайшие сотрудники паря, пре­ дусмотрены все подробности обряда — раз­ меры эшафота, мундиры казнимых, обла­ чение священника, эскорт карет, темпы ба­ рабанного боя, маршрут из крепости на место расстрела, преломление шпаг над го­ ловами преступников, облачение их в белые рубахи, функции палача, заковку в канда­ лы и отбытие с плаца в особых одеяниях ссылаемых»1 2. Фельдъегерские тройки везли ошельмо­ ванных петрашевцев в Тобольск, откуда им предстояло отбыть каждому в свое, опреде­ ленное приговором, место ссылки. Их ждали. Но ждали не только полицей­ ские чины и острожные надзиратели. Вот письмо, отосланное из Ялуторовска через полмесяца после казни на Семенов­ ском плацу Декабрист Е. П. Оболенский пишет брату: «Везде — по пространству всей Сибири, начиная от Тобольска, — в Томске, Красноярске, в Иркутске и далее, за Байкалом.— он найдет наших, которые все, без исключения, будут ему помощниками и делом и словом...».3* 5 В данном случае речь идет о родственни­ ке Оболенского— петрашевце Кашкине. Но, конечно же, готовность помочь переходила родственные границы. Декабристы относи­ лись к петрашевцам как к младшим братьям по борьбе, видели в них своих политических преемников. В Тобольске в это время жили декабри­ сты Фонвизин, Анненков, Бобришевы-Пуш- кнны. Муравьев. Свистунов, Семенов. Ви­ димо, из соображений безопасности помощь петрашевцам оказывали не они сами. Досто­ 1 В Ж д а н о в . Поэты кружка петрашев­ цев.—-«Поэты петрашевцы». Л.. 1957, стр. 15 ’ Л. Г р о с с м а н Гражданская смерть Ф. М. Достоевского.—«Литературное наследство», тт. 22—24 Ч 1935. стр 683 5 С. В Ж и т о м и р с к а я Встречи декчг-- ристов с петрашевцами,— «Литературное наслед­ ство», т. 60, кн. 1, М„ 1956, стр. 618. евский вспоминает: «Ссыльные старого времени (т. е. не они, а жены их) заботились о нас. как о родне. Что за чудные души, испытанные 25-летним горем и самоотвер­ жением'»1 И первое благодарное слово мы, сегод­ няшние читатели Достоевского, должны сказать в адрес Натальи Дмитриевны Фон­ визиной — супруги декабриста Михаилу Александровича Фонвизина. Стараясь облег­ чить судьбу Федора Михайловича и его товарища по несчастью поэта-петрашевца Сергея Дурова, она проявила массу энергии и чисто женской изобретательности. Лучше всего об этом расскажет письмо самой На­ тальи Дмитриевны, посланное брату мужа (написано в Тобольске, 18 мая 1850 года): «Мы уже знали, что он и Достоевский осуждены на крепостные работы в Омской крепости... У меня мелькнула мысль, и я тут же сообщила ее ему — я предложила ему... выдать его за родственника, которого я пом­ ню мальчиком, и таким образом быть ему сколько-нибудь полезной. Можете вообра­ зить, с какой радостью и благодарностью принято мое предложение... Теперь во всей Сибири, особенно в Тобольске и Омске, ни­ кто в нашем родстве с Дуровым не сомне­ вается, Мишель, няня да еще одна особа, а именно Маша Франпыа, только в секрете, все прочие, даже из наших, принимают род­ ство за чистые деньги Я продолжала посе­ щать племянника, и мне уже не препятство­ вали,— все офицеры наперерыв давали сви­ дания не только с Дуровым, но и со всеми его товарищами. Жандармский капитан предложил даже Михаилу Александровичу за рекою, при отправлении Дурова и Досто­ евского, иметь с ними свидание, и мы ездили. Я жандармов просила беречь дорогой гос­ под. Мы в Омск писали и рекомендовали бедных друзей наших — как в родственнике нашем, так и в товарище его многие теперь в Омске принимают участие, доставляют даже по временам ему мои послания, и от него ко мне. Я по целым часам в бытность их здесь с ними беседовала...»2 Это была вторая услуга, оказанная Фон­ визиной русской литературе. Первая, хоть и и невольной, не менее значительная. Ведь Наталья Дмитриевна — одна из прототипов Татьяны Лариной (Пушкин вначале так и хотел назвать героиню «Евгения Онеги­ на» _ Наташа). В последней строфе своего стихотворного романа (написана в 1830 году, когда Фонвизина была уже в Сибири) поэт, возможно, намекает именно на ее судьбу: Но те, которым в дружной встрече Я строфы первые читал... Иных уж нет, а те далече, Как Сади некогда сказал. Без них Онегин дорисован. А та. с которой образован Татьяны милой идеал .. О, много, много рок отъял* 1 Письмо М. М. Достоевскому из Омска- 22 февраля 1854 г.— «Ф М. Достоевский в вос­ поминаниях...» М., 1912, стр 202 2 С. В. Ж и т о м и р с к а я . Указ. соч.,. стр. 621—622.