Сибирские огни, № 011 - 1971

ветром ковылей, не то от повторяющегося, как эхо, свистящего шума крыльев беркута, низвергнувшегося на зайца... А кони рысили и рысили. Долгуша мягко покачивала нас на своих рессорах. И я, и мои спутники, разнеженные качкой, точно заколдованные бескрайней ширью степи, бездонной глубиной голубого неба, не то дрема­ ли. не то, как и я, почти бездумно наблюдали, как перед глазами проплы­ вают плешины солончаков, волны колышащегося ковыля, островки та- волжанника и дерезы, вихрастые, жесткие, точно проволока, кусты чиев- ника. И как неожиданно среди этих однообразно бурых высохших трав вынырнет все еще ярко-зеленый, какой-то особо упорный куст, или да­ же одна-единственная былинка сверхстойкой травы, сохранившей и сочность стебля и весеннюю яркость листьев, словно нестареющая кра­ савица среди дряблых, полумертвых старух. До святости я люблю свою степь за безграничную, как материнское сердце, ее широту и покой —так моряки любят море, таежники —тайгу. И мне радостно, что люблю ее до святости: у каждого человека непре­ менно должно быть за душою что-то святое. ❖ ** Чем ближе подвигалось время к полудню, тем все больше и больше ожесточалось солнце. Кони наши все чаще и чаще начинали пофырки­ вать. Ноздри их побелели от выступавшего и сразу же сохнувшего на храпках соленого пота. А ни озера, ни колодца и даже близких признаков обетованной речки Джанторы: степь и степь, лишь кое-где пересеченная невысокими увалами, усыпанными раскаленным щебнем. И хотя благословенная речка Джантора, с обещанными на ее джей- лявах дрофами, была, очевидно, все еще далеко, но Иван и Володя в ми­ нутные остановки уже не выпускали биноклей из-рук. Митяйка и я тоже внимательно всматривались в степные дали, осо­ бенно в те ее места, где топорщились кусты чиевника, полыни, согнанные осенним ветром в островки шары перекати-поля. Обнаружить дроф в зарослях, да еще если они залегли,—далеко не просто. Пасущихся дроф выдают лишь их взблескивающие на солнце перья. После наблюдения было распределено: я и Иван обзирали правую, Митяйка и Володя —левую сторону дороги. На горизонте показался казах, кочкою трясшийся на седле. Ехал он без дороги к какому-нибудь аулу, чтоб рассказать очередную степную новость и поесть мяса у тамыра. Казах заметил нас, очевидно, раньше, чем мы заметили его в наши бинокли, потому что, направляясь к нам наперерез, спешил, то и дело помахивая камчой1. — Слава богу! — обрадовался Иван казаху.—Уж он-то разъяснит, где они, родненькие... Немолодой, крупный, широкоплечий казах ехал на гривастом сером меринке. И тоже, несмотря на жару,— в меховом бешмете, в барашковом малахае и тяжелых саптомах. Круглое, добродушное лицо его еще издали расплылось в приветливой улыбке. Как и мы, казах явно обрадовался встрече с нами в этой безлюдной, молчаливой пустыне. Иван, неплохо говоривший по-казахски, ответив на приветствие пут­ ника, спросил его: — Джолдас, дуадак курдымба? (Товарищ, дроф видел?)

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2