Сибирские огни, № 011 - 1971

ложенные в некоторые из «золотых снов», только сейчас начинают получать при­ знание. Романтика революции, сшибка старого с новым породили ВХУТЕМАС, и с первых своих шагов он служил новому миру, слу­ жил революции. Молодые художники не только мечтали о будущем, но и «делали» его — они создавали проекты оборудования для трамваев, железнодорожных вагонов ,и кабин аэропланов, проектировали аэросани, кинопередвижки, школьную мебель. Не их вина, что материальная культура нашей промышленности еще не была подготовлена к осуществлению всех дизайнерских по­ рывов. Потом у нас долго не доходили руки до эстетики— страну одолевали иные, более неотложные заботы. А пока мы строили, воевали, восстанавливали разрушенное вой­ ной, на Западе дизайн набирал силу. Он стал чем-то неотделимым от капиталисти­ ческого бизнеса. Целая армия художников работала и работает теперь на потребу это­ го идола. Во Франкфурте-на-Майне (ФРГ) небольшое предприятие, выпускающее бы­ товые электроприборы, радиоприемники, телевизоры, благодаря группе талантливых дизайнеров, за какие-нибудь десять лет раз­ рослось в одну из крупнейших в Западной Германии фирм, имеющую филиалы в стра­ нах Европы, Скандинавии, в США, Японии. Появился даже стиль, носящий имя хозяев фирмы,—•«Браунстиль». Прогрессивный американский социолог Чарльз Райт Миллс, страстный обличитель пороков современного капитализма, писал в журнале «Декоративное искусство СССР» об американских дизайнерах: «Независимо от его (дизайнера — М. Р.) эстетических претензий и его инженерных способностей, стоящая перед ним экономическая задача одна — продать товар... Глупым потребно­ стям продажи соответствуют, таким обра­ зом, глупое конструирование и переконст­ руирование... «Мы только лишь даем им то, что они хотят». Это Большая Ложь массо­ вой культуры и искусства, потерявшего свое достоинство. Это также слабый аргу­ мент культурного банкротства многих ди­ зайнеров... Потребности не возникают в не­ ких туманных закоулках души потребителя; они формируются сложным аппаратом шу­ михи, моды, убеждения и обмана». Советская техническая эстетика после почти тридцатилетнего перерыва вновь воз­ вращалась к жизни. Теория и практика ее рождались одновременно. Одно не вызыва­ ло ни у кого сомнений: если на Западе бог дизайна — Большая Продажа, то у нас этот бог — Человек. Но, чтобы дизайн стал тем, чем быть до­ стоин, надо преодолеть некий (он есть и поныне) моральный барьер — иногда пред­ взятости, иногда незнания, иногда равноду­ шия. Это недоверие к новому делу сущест­ вует не только на производстве, в среде конструкторов и руководителей предприя­ тий, но и в среде самих художников. * * * Я пришла ровно в назначенный Семеном Егоровичем час, но он еще не освободился. Заседание партбюро, по всей видимости, закончилось, остались два человека, о чем- то жарко доспоривавшие с Булатовым. Он возвышался над их головами — большой, чуть сутуловатый (казалось, гнется человек, как дерево от собственной высоты), и, от­ ражая атаки собеседников, явно сдержи­ вался, говорил ровным голосом. В облике Булатова не было ничего ар­ тистического, выдающего профессию ху­ дожника. Простое, крупное, немного скула­ стое лицо, рот твердых очертаний, глубоко сидящие глаза. Чем-то он напоминал Ва­ силия Шукшина — известного киноактера и писателя. Оппоненты Семена Егоровича ушли на­ конец. Еще не остывший от дебатов, он медленно расхаживал по тесной комнате партбюро и говорил скорее себе самому, чем мне: — Нет, все-таки, до чего наивный на­ род — художники. Думают, что многолет­ ние взаимоотношения с горисполкомом можно изменить одним телефонным звон­ ком. Позвонить, конечно, не трудно. Но не так все это делается. Больше надо самим проявлять инициативы, драки не бояться. Увидя на моем лице недоумение, он ми­ нуту передохнул и пояснил: — Это старая наша обида. Вернее, не обида даже, а недоумение. Можете себе представить, разрабатывают генплан строи­ тельства Новосибирска — и не приглашают художников. Совещание по строительст­ ву — мы проникаем туда «нелегально», по собственной инициативе. Булатов перестал ходить, присел возле стола. — Второй коммунальный мост будут строить,— продолжал он сердито,— о худож­ никах наверняка вспомнят, когда «виньет­ ки» понадобятся для украшения. А кому, спрашивается, думать о форме, о том, как впишется мост в «среду»? Все это надо ре­ шать при проектировании, архитекторам вместе с художниками, чтобы потом рука­ ми не разводить. Это ведь лицо города... Я догадываюсь: речь идет о наболев­ шем. Булатов снова шагает по своему кро­ хотному кабинету. Он и не горячится уже— размышляет вслух. — Сколько людей смотрит на тот же мост или, скажем, на интерьер магазина? Многие тысячи. Так как же можно сбрасы­ вать со счетов внешний вид «предметного мира», если, конечно, эстетическое воспита­ ние для нас не пустая болтовня?.. — Когда-то Мопассан бежал от Эйфе­ левой башни — она казалась ему верхом уродства. Сегодня технические сооружения уже воспринимаются иначе, в категориях эстетических. Та же Эйфелева башня стала эмблемой Парижа— одного из красивей­ ших городов мира... — Значит, и мост — прямое дело худож