Сибирские огни, № 010 - 1971
разговор. Толком они мне так ничего и не объяснили. Либо сами ничего не знают, либо не хотят говорить—и что-то там случилось. С Валей. Или Севой. 3 Они решили не дожидаться весны, звона ручьев и красных тюльпа нов в горах,—решили ехать на днях. Как только появятся Валька и Се ва и Майе можно будет оставить мать. Несколько дней, чтобы Юре взять, отпуск, а ей договориться в деканате. А потом сразу уехать. И, как ска зал Юра, переждать бурю в гавани. Он не хотел сказать ничего обидного. Но было именно так. Ей было страшно встретиться с Севой, и потом на ходиться под одной крышей с Валькой и мамой, или даже жить с ними в одном городе. Уехать —а там, будь что будет. В доме словно стало еще тише. Полина Александровна не заговари вала с Майей ни о Вальке с Севой, ни о Юре, не спрашивала, где он (Юра поехал к матери в Пензу на несколько дней),—может быть, надеялась, что Майя одумается, что это пройдет, как болезнь? А Майя, набегавшись за день, приходила домой, садилась в свое кре сло и думала, вспоминала. Днем она что-то делала, слышала какие-то го лоса, кому-то что-то говорила, и ждала той минуты, когда придет к себе в комнату, останется одна и будет думать о Юре. И никто не сумеет ей помешать. Майя вспомнила улицы, по которым они ходили (никогда раньше она не знала, что в Москве так много неожиданных тупичков и маленьких прихотливо изгибающихся переулков), кафе, где они сидели, то место на углу Зубовской площади, где встречались. Она без конца, без устали ду мала о нем, легко переносясь из прошлого в будущее. Там, в будущем, они бродили по лесу, бежали под дождем, накрывшись одним плащом, принимали друзей Юры. И сейчас, погруженная в свои мысли, она не заметила, как вошла мать, зажгла свет, села на тахту. — Ты что, мама? —спросила Майя очнувшись. — Ничего... Давай ужинать. — Не хочется. — Тогда ложись. Я укрою тебя. Полина Александровна села у постели. — Ты заболела, это пройдет. Вот увидишь, пройдет. Только прошу тебя об одном —подожди... Нет, мама никогда не поймет ее, а только жалеет, осуждает и жалеет. Но разве можно жалеть счастливого человека, даже когда ему так труд но, даже когда неизвестно, что впереди? В полутьме, будто издалека, Майя видела лицо матери, прикры тые глаза, тонкую, худую шею,—и она вдруг представилась Майе моло дой, красивой, счастливой, какой она смутно помнила мать с детства. Прямая, с пышными пепельными волосами, легко двигающаяся, смею щаяся. А ведь и мама была счастлива, и у нее все было. Майя взяла ру ку матери: — Расскажи мне об отце... Пальцы Полины Александровны чуть дрогнули. Она долго молчала,, словно перебирая в памяти прошлое, потом сказала: — Хорошо. Расскажу.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2