Сибирские огни, № 010 - 1971

Сам Яков настойчиво утверждает свою си­ стему. «Все мы приспособленцы — одни по­ лучше, другие похуже... Все нормальные Люди врали, врут и будут врать во веки ве­ ков... Человеку становится все труднее и труднее жить среди подобных... Подлость растет, развивается вместе с обществом, потому что она такая же вечная отличи­ тельная черта людей, как доброта, жесто­ кость, глупость...» Так в таежные дебри забредает вульгар­ ный вариант самых современных буржуаз­ ных проповедей, чтобы обосновать обыва­ тельщину и трусость. «Пока не оперился, не чирикай»,— внушает Яков Лешке, И хотя мы видим, что правдолюбие, отвага и са­ мостоятельность младшего Ерошева ведут его к гибели, мы в то же время убеждаемся в его подлинной красоте и подлинном ве­ личии. Дерзнув на трагическое решение те­ мы, молодой писатель, несмотря на неопыт­ ность и недостаток мастерства, сумел по­ бедить: он убеждает и волнует нравствен­ ной чистотой своего юного героя. Поэтому читатель должен понять и поверить в то, что трагическая смерть Алексея во многом вызвана и его собственной ошибкой: под влиянием минутного отчаяния он забыл о своем главном принципе — необходимости ве­ рить в людей. Следовательно, в повести Г- Ни­ колаева, как всегда в трагедии, гибель героя утверждает торжество его идей. Думается, что успех молодого прозаика радостен именно потому, что он смело выбрал траги­ ческий аспект изображения жизни, а такой выбор еще никогда не облегчал художнику решение его задач. Л. ФИНК Леонид Андреев. Камертон. Лирика. Ха­ баровск, кн. изд., 1971. Эта книга старательно и аляповато оформлена, составлена без должного отбора и системы, но есть в ней то, ради чего во­ обще пишутся стихи, ради чего издаются поэтические сборники. Есть в ней Поэзия неподдельная, нерасчетливая, самобытная. «Три раздела книги— стихи о природе, философская и гражданская лирика — от­ ражают основные темы поэзии Леонида Андреева»,— пишет в редакторском преди­ словии Л Завальнюк. Менее других удачен в книге третий раз­ дел. Тут нередко встречаются «проходные» строки: «голубой высокий взгляд», «зака­ ляются сердца и сталь в одном огне», «ме­ лодия добра», «орган любви и слов клавиа­ тура — высокая симфония души». В стихот­ ворении «Родина» сказано: «Иду—-беспеч­ ный леловече»,— форма звательного паде­ жа здесь неуместна. Есть строки, которые лишены смысла: «О Родина моя, пойми ме­ ня! Не потакай моим печалям. Я назову тебя по имени распахнутым российским да­ лям». Есть вариации на темы А. Блока («Русское поле»), Л. Мартынова («Перво­ проходцы»), А. Вознесенского («В наш век...»), есть пересказ плача Ярославны, явно уступающий первоисточнику... К счастью, не этот раздел «делает пого­ ду» в книге с претенциозным и случайным названием «Камертон», хотя и здесь, наря­ ду с неудачными, есть прекрасные строки, которые, впрочем, трудно подвести под оп­ ределение «гражданская лирика». И в сердце льется без помех Зеленый свет от пашни вешней, Спокойный синий свет от рек И черный свет от пашни свежей. («Перед севом») Прелесть этого четверостишия, на мой взгляд, в гармоническом соседстве ясной и определенной цветовой гаммы и неточных, мягких рифм с заударными шипящими. Та­ кие рифмы громко не произнесешь. Они словно бы размывают границы составных цветов гаммы — зеленого, синего, черного. Подобно воздуху весны, который полон вла­ ги и тишины, они делают четверостишие живым и спокойным. Пейзажные стихи с полным правом можно отнести к лучшим достижениям поэ­ та. Пейзажи Леонида Андреева — это не статичные буколики, не смутные видения неясного ока, это мир динамичный, много­ цветный, насыщенный запахами и звуками. Еще неохотно сквозит синева Меж туч. И дорога каналу подобна. В беспамятстве жутком застыла листва, И гром свой урок повторяет подробно, И дождь застилает пространство вдали,— Но лес осветило сияньем неровным; И там, где прохлада коснулась земли. Все поле дымится, как будто жаровня. («После грозы») Каждая строка здесь кажется замкну­ той, обособленной. Однако соединенные в стихотворение, строки не только точно ри­ суют картину послегрозовой природы, но и передают состояние человека, его взбудора- женндсть, когда цепкий взгляд выхваты* вает из видимого и разъятого грозою мира яркие измененные куски — синеву меж туч, мокрую дорогу, застывшую листву, широ­ кое дымящееся поле. Леонид Андреев строит свои образы не на единичных и поверхностных сходствах предметов или явлений, его образы зримы, объемны, точны по мысли и настроению, органичны. В низине озером разлит Избыток тающего снега. И в отдаленьи лес стоит Подобьем Ноева ковчега. («Начало паводка») Действительно, синеющий вдалеке на гриве лесок, окруженный полою водою, на­ поминает некий корабль. К тому же вся лесная и полевая живность спасается в этом леске-корабле от весеннего потопа. Но, как сказка о Ноевом ковчеге, несмотря на изыскания зарубежных археологов, остает­ ся сказкой, так и лес — при ближайшем