Сибирские огни, № 010 - 1971

«светильники» и «гасильники» найден пра­ вильный исторический критерий. В главе «Лобачевский» идет широкий пе­ реклик прошлого с настоящим — линия све­ тильников пробивается через всю тьму исто­ рии: И ректор видит отблеск тот, когда в отчаявш емся бунте народоволец подожжет себя, как факел, в Шлиссельбурге. Как разгорится тот огонь! И запылает в той же драме студент у входа в Пентагон, монах буддийский во Вьетнаме. Но Лобачевский понимает, что «самосож­ жение не выход — горенью вечному хвала!» Волею автора, он вполне правомерно пере­ кликается с Назымом Хикметом: Ведь если он гореть не будет, ведь если ты гореть не будешь, ведь если я гореть не буду, то кто тогда согреет мир?! Если в главе «Лобачевский» сконцентри­ рована основная идея поэмы, то в главе «Толстой» дан самый выразительный портрет. Автор рисует молодого Льва Толстого, сту­ дента университета: с «юными, надменными глазами», «угрюмый, диковатый, как волчо­ нок, худ. большеголов». Сравнение с худым, большеголовым вол­ чонком создает пластически зримый образ, и оно тем более оправдано, что соответствует настороженной готовности к отпору, в какой находится юный граф перед лицом «дунду­ коватого профессора Иванова». Толстой дан в действии, в поступках, а не самообъясне- нии, как большинство других героев поэмы. Он изображен в молчаливой схватке с «дун­ дуком», плебеем духа. Это потом «будет еще слава и доносы, и от церкви будут отлучать», а пока студент отказывается отвечать на лживые билеты экзамена по истории. Образ профессора, контрастируя с образом Толстого, спосоОствует еще большей объем ности последнего. Внутренняя поэтическая логика, выделяю­ щая линию «светильников», естественно свя­ зывает Толстого с декабристами. Звучат мощные строки: «Лучшие из русского дво­ рянства шли на эшафот за мужика». В тор­ жественном реквиеме поэт уместно упот­ ребляет несвойственные ему романтические образы: «И целуя бледный луч клинка». До сих пор нал русскими полями в зарж авелы й колокол небес ветер бьет нетленными телами дерзостных повешенных повес. Последняя строка потрясает. Она подго­ товлена предыдущим: «были те повесы и ку­ тилы мудрецы в тиши библиотек». Дворян­ ское словно «повесы», добродушно-осуди­ тельное, характеризующее легковесность и легкомыслие, вдруг обнажает какой-то глу­ бинный трагический смысл корневым родст­ вом со словом «повешенные», истинную суть тех, кто «лишь играли в пьянство-дуэлянт- ство, тонко соблюдая машкерад». На сильном взлете с полной убедитель­ ностью для читателя звучит заключительная строфа: И за ваше гордое буянство — не за ваши тройки и цыган, лучшие из русского дворянства,— слава от рабочих и крестьян! Вспоминается стихотворение 1957 года «Рабочая кость»: И за ваше гордое буянство — в ж ару или пургу хлебали той же ложкою так>ю же бурду. Интеллигенты падали в бою от смертных ран за дело нашей партии рабочих и крестьян. «Моя интеллигенция, ты — рабочий класс!» — с полемическим задором заявлял поэт Читая о лучших из русского дворянст­ ва, мы улавливаем, кроме прямого истори­ ческого смысла, еще и вариацию того утверждения. «Дворянство» здесь имеет еще и расширительный смысл — «интеллигенция», как духовный светоч народа и всегдашний его печальник. В главе «Пасха» впервые вступает в поэ­ му Володя Ульянов. Карусельшик сажает Сашу и Володю на одного коня, и поэт не преминул обобщить это: «На одном коне судьба быть вам положила». От этой ярма­ рочной карусели в пасхальной Казани най­ ден великолепный поэтический исход в буду­ щее. Конь, который вырывается из замкнуто­ го круга карусели к нам, в современность, вдруг обретает черты космического корабля, оставаясь в подробностях, в вещности, тем же карусельным конем: Он взлетит наискосок, как велит орбита, выдрав с хряском из досок вбитые копыта. Образ вырвавшегося коня продолжает развиваться, теряет карусельные приметы, приобретает символические черты красного коня Петрова-Водкина: Кто из братьев будет выдернут виселицей из седла? Кто из братьев небывало тряханет весь ш ар земной на коне крылатом, алом, с тенью брата за спиной? Конь, скачи, ушами прядая, через столько рубежей, за единственною правдою через столько разных лжей. «Казанский универритет» — поэма о мо­ лодости Ленина и о воздействии ее примера на современную молодость. Почти все герои молоды: юный Толстой, двадцатилетние де­ кабристы, девочка Вера Фигнер, первые марксисты — «еще мальчики даже в мужской суровости». Поэма заканчивается первым арестом семнадцатилетнего Володи Ульяно­ ва. П родолж ается, Володя, вечно молодость твоя.