Сибирские огни, № 010 - 1971

Стало быть, прежде чем принимать даль­ нейшее внутреннее развитие поэмы, мы должны с некоторым насилием над непо­ средственностью восприятия принять услов­ ности, предложенные нам поэтом. Пирамида видит сквозь «нейлонно-неоно- вое»: Та же подлость в ее оголтении. Те же тюрьмы,— только модерные. То же самое угнетение, только более лицемерное. Она вовсе не бесстрастное, холодное су­ щество, у нее «внутри все кричит и рыдает»: «Украдите, украдите, украдите память мою!» Она смотрит на «сфинкс под названьем Россия» и тоже не замечает ничего нового: «Есть крестьяне и есть рабочие, и писцы — очень много писцов... Вижу, трудятся... не­ видаль — трудятся! Раньше тоже трудились рабы». Не видя прогресса в человеческом обще­ житии, Пирамида протестует против рево­ люции, «против всяких взрывов»: «Прокли­ наю любое бессмертье, если смерти — его фундамент». Братская ГЭС опровергает это безверие: Зря? Зову я на память прошлое, про себя повторяя вновь строки вещие: «...дело прочно, когда под ним струится кровь». Это жестокое, но справедливое некрасов­ ское обобщение служит как бы эпиграфом _к последующей поэтической хронике россий­ ского революционного движения. Лучшая глава в хронике — «Казнь Стень­ ки Разина». Здесь сама ритмика идет от фольклора, и особенно становятся заметны­ ми народные истоки «евтушенковской» рифмы: Как во стольной Москве белокаменной вор по улице бежит с булкой маковой. От фольклора идут образы: «Как за боч­ кой бокастой боченочек, за боярыней катит боярчоночек». Тактично, соразмерно исполь­ зуется язык той эпохи: «Старцы с вервием на вые». Все это создает исторически и художест­ венно достоверную атмосферу, в которой с великолепной живописностью разворачи­ вается картина казни. Стенька голову на плаху положил, подбородок в край изрубленный упер и затылком приказал: «Д авай топор». И этот изрубленный край плахи, на ко­ тором слетает не первая голова, и вырази­ тельный, живой, напряженный затылок, и «подмоклое» Лобное место, и взгляды, ко­ торые отрубленная голова швыряет как под­ метные письма, зовущие к бунту,— все это потрясающе зримо воспроизведено поэтом, в красках, в крови, в живом дыхании. Толпа, с весельем, любопытством и нена­ вистью оплевывающая Стеньку, вдруг впер­ вые осознала что-то: Что, народ, стоишь, не празднуя? Шапки в небо — и пляши! Но застыла площ адь Красная, чуть колыша бердыши. ................................................ 1 П лощ адь что-то поняла, площ адь шапки сняла... «Прохрипела голова: «Не зазря». И по­ том ГЭС повторила «турбинами эхо Стень- киного «не зазря». Каждый поэт, о чем бы он ни писал, ка­ кие бы отдаленные образы ни брал, обяза­ тельно, хоть какой-то частичкой, вкладывает в них себя. Тем более Евтушенко, который весь в современности и, да простят меня критики, весь в самовыражении. Это вовсе не значит, что образ Стеньки Разина — про­ стая маска, надетая поэтом на собственное лицо. Нет, здесь есть ощущение истории, точная трактовка исторического места своего героя. Но образ стал еще более эмоциональ­ но насыщенным оттого, что поэт обнаружил какие-то лирические линии пересечения меж­ ду ним и собой. Ну как тут не вспомнить «Пролог», когда Стенька восклицает: «Я был в грамоте не очень... Может, это подве­ ло?»! Как не вспомнить «Граждане, послу­ шайте меня» при горьком раздумье Разина: Ладно, плюйте, плюйте, плюйте,— все же радость задарм а. Вы всегда плюете, люди, в тех. кто хочет вам добра. В следующей главе — «Декабристы» —• мы встречаем идею, знакомую нам по сти­ хотворению «Считайте меня коммунистом», только опрокинутую в прошлое. «Благона­ дежным» вроде «ревностного служаки», или Фаддея Булгарина, или «цензоров-бедняг» противопоставлены Пушкин и декабристы: А их в измене обвиняла и смрадной грязью поливала тупая свора стукачей. О, только те благословенны, кто, как изменники измены, не поворачивая вспять, идут на доски эшафота, поняв, что сущность патриота — во имя вольности восстать! Если вспомнить противопоставление «при­ мазавшихся» и «ершистых», то увидим па­ раллели довольно прозрачные. Но столь ви­ новат ли в них поэт? После невнятной де­ магогии «Считайте меня коммунистом» и «Бухгалтера» он гораздо точней определил те политические типы, против которых счи­ тает необходимым бороться внутри нашего общества. С одной стороны — это фронде­ ры— «прогрессисты,, непримиримые, как ра­ систы», либеральные скептики, воплощенные в образе Пирамиды, а с другой — это «про­ хиндеи» из одноименного стихотворения, ко­ торые «кричат нам про идеи», не имея их, про народ, презирая его, это те, кто недо­ волен дальнейшей демократизацией нашей жизни. Мы много говорим о пережитках про­ шлого, охотно сводя их, главным образом, к пьянству, хулиганству и нетоварищескому отношению к женщине. Но пережитки куда