Сибирские огни, № 010 - 1971

любовались своими героями, как личностями самоценными, полемически противопостав­ ляли их личностям активным, героическим, воспетым, то Евтушенко проявил гораздо большую зрелость и гражданственность в отношении к таким людям Да, он сочувствует своим героиням, но прекрасно видит их ограниченность. Он на­ ходит в них добрые черты, но непросветлен­ ные, неразвитые. Он не просто одобряет Верку. «Будь красивою, Верка-Верочка. одевайся, танцуй. Ты права» Но и зовет ее к более масштабному самосознанию: Только помни, что, в строй встававшие, прикрывали в смертельном бою твои строгие сестры старшие своей юностью юность твою. Иногда, впрочем, в портретах «простых» людей он уходит с этой позиции. Старый бухгалтер в одноименном стихотворении противопоставлен начальнику. Рассмотрим образ «начальника», как он создан поэтом. «Но я вижу все, что скрыть он тщится под сияньем гладкого лица». Итак, что же скры­ вается «под сияньем»? «Ах, начальник' Как себя он холит!» Ну, это первое обвинение легко компрометирует­ ся, если вспомнить пушкинские строки: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». «¡Даже перстни носит на руках». Это второе обвинение. Но ведь кое-кто из хоро­ ших поэтов тоже с перстнями ходит. Или они не начальство, им можно? Перстни раз лагают лишь начальников? «Только он не очень твердо ходит в зам шевых красивых башмаках». Это третье об винение. Ну, ладно, замшевые сапоги, как примету «богатого нищего», мы встречали у Мартынова. Опираясь на его авторитет, согласимся, что обувка подозрительная. Но вот почему начальник «нетвердо ходит»? Или жмут ботинки, или он пьяный, или это символ шаткости его положения? Вот буквально все обвинительное заклю­ чение, сведенное к туалету Неприязнь на гнетается искусственно и достаточно неуклю­ же. Ясным остается один порок — началь­ ник! Чем же противостоит начальнику бухгал­ тер как человек образцовый? На столе бумаги шелестят, шелестят устало и печально, шелестят, что скоро шестьдесят. Эти строки, ни на йоту не подвигающие нашего познания характера человека, сде­ ланы так, что сочувствие обеспечено априор­ но. Ну как не посочувствовать старику, если он улыбнется «растерянно весне»! У «начальника» черта с два такую улыбку выбьешь. Единственное реальное достоинст­ во бухгалтера — его прошлое, когда он по­ бывал ополченцем «в сорок первом памят­ ном году». Это удивительно голая, предвзято сочи­ ненная схема,по которой начальство плохо лишь тем, что оно начальство, а незаметный работник хорош уже тем, что он грустный и никуда не продвинувшийся. Подобная демагогия довольно крупно проявилась у Евтушенко в начале 60-х го­ дов Он выступает отрица 1 елем всякой офи­ циальной карьеры. Ученый —сверстник Галилея — был Галилея не глупее. Он знал, что вертится Земля, но у него была семья. В этой звонкой строфе вполне прозрачен смысл: карьеру может сделать тот, кто скрывает истину, если она официально не признана Сейчас, когда отошла в историю- ¡жесточенная полемика тех пет, мы воспри­ нимаем это стихотворение объективно и ви­ дим в нем достоинства, ибо главная поэти­ ческая мысль выдержала испытание време­ нем: Все те, кто рвался в стратосферу, врачи, что гибли от холер,— вот эти делали карьеру! Я с их карьер беру пример. Я верю в их святую веру. Их вера — мужество мое. Я делаю себе карьеру тем, что не делаю ее. Мысль оказалась глубже, чем та задан- ность, та «антипачальственная» тенденция,, ради которой оно было полемически напи­ сано. В большом стихотворении «Считайте ме­ ня коммунистом» Евтушенко решает уточ­ нить свои позиции и определить врагов. Самая первая строчка уже ершится, уже дает неизвестно кому отпор: «Пусть это выглядит дерзко...— я с самого раннего детства считал коммунистом себя». А ведь ничегошеньки дерзкого тут нет Куда убеди­ тельней звучали прежние строки, сдобрен­ ные юмором: «Я был марксистом, в сущ­ ности, хотя не знал марксизма». Художественная форма 9того стихотво­ рения невероятно слаба, словно автор вер­ нулся к уровню «Разведчиков грядущего». Они к тебе кровно привязывались, преданно, честно, выстраданно. А были те, что примазывались,— им это было выгодно Три эпитета во второй строке — все лиш­ ние. В сущности, мысль исчерпывается дву­ мя строчками: Они к гебе кровно привязывались. А были те. что примазывались. Но «кровно привязывались»— тоже не шедевр. Решительно вся строфа расползает­ ся по швам Продолжение Революции — это «сраже­ ние — высокое, чистое жжение». Но ведь «жжение» — это не горение, не пылание, а действие чего-то внешнего, вызывающего ожог. «Я счастлив, что мне дана со всяческой ложью и подлостью праведная война!» — го­ ворит поэт.— «Это — моя гражданская,