Сибирские огни, № 010 - 1971

дости, до той поры неведомой жителям. Если хотите понять, что это за гордость, подумайте, как мало стоит обыкновенный человек. Много людей прилепилось к прядильной фабрике, но редко бывало так, чтобы каждая семья имела вдоволь мяса и одежды. Иной всю свою унылую жизнь толь­ ко о том и хлопочет, чтоб не помереть от голода и холода. Ведь всякая вещь имеет цену — так уж заведено в мире,— и платить нужно деньгами. Тут нечего рассуждать —заранее известно, сколько стоит кипа хлопка и сколько кварта черной патоки. Ну а живому человеку цена не назначе­ на — мы получаем жизнь бесплатно и отдаем ее тоже даром. Чего же он стоит, человек? Иногда кажется, что цена тебе —ломаный грош. Стараешься, потеешь, а живешь все так же плохо, и где-то в глубине ду­ ши начинаешь понимать, как мало ты стоишь. Но с появлением кафе все до единого, даже дети стали ощущать но­ вую, странную гордость. Ведь чтобы посидеть в кафе, не обязательно было заказывать обед или виски. Здесь были холодные напитки по нике­ левой монете за бутылку. А те, кому и это было не по карману, пили сладкий розовый напиток, который назывался у мисс Эмилии вишневым соком и стоил всего пенни за стакан. Все горожане, кроме преподобно­ го Т. М. Уиллина, хотя бы раз в неделю заходили в кафе. Дети любят спать в чужих домах и обедать в гостях у соседей; они хорошо ве­ дут себя там и гордятся собой. Подобную же гордость испытывали горо­ жане, сидя за столиками кафе. Они умывались, прежде чем пойти к мисс Эмилии, у входа вежливо вытирали ноги. Здесь, хотя бы на несколько часов, можно было забыть о гом, как мало ты стоишь. Особенным успехом пользовалось кафе у разного рода неудачников, холостяков и чахоточных. Здесь уместно упомянуть о том, что, по всей видимости, Лаймэн был болен чахоткой. Странный блеск в его голубых глазах, его упрямство, болтливость, кашель,—все признаки были нали­ цо. Известно к тому же, что между сгорбленной спиной и чахоткой есть какая-то связь. Но стоило сказать что-нибудь такое при мисс Эмилий, как она приходила в ярость: она начисто все отрицала, но тайком лечи­ ла Лаймэна горячими деревянными тарелками на грудь, Лечебной Во­ дой и чем-то еще. В ту зиму горбун кашлял все сильней и сильней, и бы­ вало, что даже в холодный день он вдруг обливался потом. Однако все это отнюдь не мешало ему повсюду следовать за Марвином Мэйси. Каждый день рано утром уходил он из дому, шел к заднему крыль­ цу миссис Хэйл и ждал, ждал, ждал,—Марвин Мэйси любил поспать. Горбун стоял под крыльцом и тихо звал его. Бывает, дети усядутся на землю и, засунув соломинку в крошечную норку, где как будто живут жуки, заунывно повторяют: «Жук-жучок, жук-жучок, выходи на волю. Жук-жучок, жук-жучок. Выходи, выходи. В твоем доме пожар, твои дет­ ки горят». Точно так же —печально, призывно и покорно —повторял горбун имя Марвина Мэйси. Когда же Марвин Мэйси отправлялся, на­ конец, в город, горбун пристраивался позади него; иногда они подолгу пропадали вместе на болоте. А мисс Эмилия продолжала валять дурака —металась из стороны в сторону, пробовала разные пути и ни по одному не шла до конца. Ког­ да Лаймэн уходил из дому, она не звала его назад, а только стояла по­ среди дороги и тоскливо глядела ему вслед. Чуть не каждый день Мар­ вин Мэйси вместе с Лаймэном являлся к обеду и ел за ее столом. Мисс Эмилия открывала грушевые консервы и уставляла стол курятиной или ветчиной, громадными мисками мамалыги и зеленого горошка. Люди не врут, говоря, что однажды она попыталась отравить Марвина Мэйси, но вышла ошибка: тарелки перепутали и отравленное блюдо досталось ей самой. Она сразу поняла это по горьковатому привкусу и отложила