Сибирские огни, № 09, 1971

— Он ей хлебушек спишет, а она... — Что ты говоришь? Какой хлеб? — Тот, что у вас в ларе лежит. Не видел, что ли? Полный ларь, а пшеничка откуда?.. Коля уже готовился плакать. Глаза его моргали часто-часто. — Чего притворяешься, христосик?.. Слезы текли по его бледным щекам. — В бога верите, а сами ворованое жрете. И мать твоя... Он понял. Он бросился на меня, стал колотить мне в лицо своими кулачишками, но не попадал, не доставал. — Ты злой, злой! —кричал он мне. Я оттолкнул его. Он упал в угол — там стояла стопка каких-то досок —и ударился головой о стену. Я подбежал к нему. Доски —это были иконы —поблескивали в по­ лутьме. Коля возился подо мной, скулил, закрывал голову. — А-а-а... вот твой бог. Веришь, что есть бог, веришь? — Да... а...—отвечал он, всхлипывая. — А я не верю! Нет никакого бога, и мать твоя не верит, и все вы не верите! — Верю! Верю! —настаивал Коля. — Веришь? Ну, хорошо! —я схватил лежащую сверху икону...— Хочешь, я сейчас разобью ее?!.. И мне ничего не будет?.. — Не надо! Не надо! —закричал Коля и схватился за мои руки.— Он убьет, убьет! — Кто убьет? Бог? Ха-ха! — Убьет, убьет!.. Я вырвал из его рук свои руки, крепче сжал икону и огляделся. У самого входа, наполовину врытый в землю, лежал большой круглый камень. Наверное, им придавливали в бочке капусту. Я подбежал к нему и поднял над головой икону. — Смотри! Руки мои дрожали, я сам боялся. Я понимал, что делаю что-то страшное, но остановиться не мог. Я уже не владел собой. — Не... надо! —Коля бросился ко мне, и его расширившиеся глаза метнулись где-то совсем близко от моих глаз. — Не... нн-ааа!.. Раздался глухой треск, жестянка жалобно звякнула —и к моим но­ гам упала—лицом вниз —развалившаяся надвое доска. Я застыл, ожидая грома. Я сам уже верил, что сейчас что-то слу­ чится, откроется небо и бог покарает меня. Коля упал, зажал уши, тоже ждал. Но грома не было. Ничего не было. В дверь смотрело ясное небо, по двору гулял петух, приподымал ногу, смотрел в нашу сторону пугли­ вым глазом. Все было то же. Мир не изменился. Холодный страх отливал от сердца, сердце вновь стучало, и уже радость, смелость распирала меня: — Что? Что? Не убил! Не убил! Нет бога! Нет! Я танцевал, плясал, я перевернул ногой треснувшую черную доску, и с оборотной стороны ее на меня глянули искаженные ударом, вмятые внутрь, глаза бога. — Нету! Нету!..—еще по инерции кричал я, но уже не так бодро. Коля лежал на земле, зажав уши и скорчившись. Он плакал —пла­ кал, как плачут в истерике, в горячке, и все тело его дергалось, как у припадочного. Я выскочил из сарая, пересек двор —петух шарахнулся от меня,