Сибирские огни, № 09, 1971
— Рокоссовский. Майор бросил письмо на стол, подошел к нам: — Ладно, вижу, что это не вы. У нас вагон с мукой ограбили. Боль ше просыпали, чем унесли... * * * Серое утро перешло в серый день. День такой, что чувствуешь: на дворе весна, как-то сыро, неуверенно в воздухе. А снег все-таки идет. И даже не тает. За занавесью снега не видать, куда ведет нас опер. Майор велел ему отвести нас в город с запиской. В городе есть дет дом, туда нас должны принять. А сам сказал, что напишет в Москву и проверит, не врем ли. Сапоги у опера крепкие, яловые. Он твердо ставит их на снег, отпе чатывая широкий, полукруглый к носку след. Снег сырой, и шаги опера беззвучны. Он идет впереди нас, изредка оглядываясь. Опер абсолютно уверен, что мы никуда не побежим. Еще бы: достаточно посмотреть на нас. Нет никакого ветра, а нас качает из стороны в сторону. Я, чтоб не свалиться, стараюсь придумать себе какие-нибудь мысли. Например: мой отец ^<ив и действительно генерал. Я встречаюсь с ним и рассказываю ему про санитарный, про толстого главврача, про этого майора, про опера. — Хорошо,—говорит отец.—Мы в этом разберемся. Он звонит другому генералу, которому подчиняются все санитарные поезда. Он говорит ему, что хотел бы видеть санитарок Тосю, Зою и Веру. И главврача их поезда, и бойца Пилипенко. Потом отец вызывает генерала милиции и просит прислать ему майора со станции Бугуруслан. Нет... Он сам приезжает сюда. Я пишу ему письмо, и он приезжает. Его машина подъезжает прямо к бугурусланскому детдому, он выходит, я выбегаю ему навстречу, кричу: папа! У него шинель до пят, зеленая военная фуражка и на погонах две большие звезды. Он забирает нас троих, сажает в машину и едет на вокзал. — Где этот человек? — спрашивает отец, и мы ведем его к двери с надписью «Милиция». Мы заходим в кабинет майора. Тут, конечно, и опер. Они оба вска кивают, вытягиваются: — Здравия желаем, товарищ генерал-лейтенант! У опера дрожит нижняя губа. А ручища с белыми волосками дро жит у виска. Опер вспотел. У майора лицо тоже бледное. • — Так,— говорит отец и расстегивает шинель. Он достает из кар мана кисет I табаком и трубку. Шинель распахивается еще шире, и на груди отца вспыхивает Золотая Звезда Героя Советского Союза. Майор и опер вытягиваются еще больше. — Это вы приказывали обыскать моего сына,— говорит отец майору.—Это вы обыскивали его? — говорит он спокойно, глядя на опера. — ...Ну вот что, московские, мне с вами еще далеко тащиться,— раздается над моей головой голос опера,—Сделаем остановку. Свора чивай.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2