Сибирские огни, № 09, 1971
«Дорогой племянник Валя! Дорогой мой ненаглядный Валечка! Жду тебя,—не дождусь, когда ты приедешь. Осталась я совсем одна. Мужа моего —твоего дорогого дядю Ивана Никифоровича (в этом ме сте я капнул «слезу») —убили фашисты. Ты знаешь, как он любил тебя и все хотел усыновить. Теперь, когда его нет, я выполняю его волю— ■беру тебя к себе, т. к. ты сирота и больше у тебя никого нет. Можешь взять с собой своих товарищей —Витю и Лешу, они будут учиться в ¡ремесленном, я их устрою. Ты писал, что они хорошие товарищи, и я те бе верю. Письмо директору детдома я написала. Он согласен. Поэтому и со общаю тебе, что можешь выезжать. Твоя до гроба... (Тут мы с Лешкой поспорили. Я сказал, что «до гроба» нехорошо. Сразу увидят, что сочинили. Теперь так не пишут. Лешка настаивал. Обратились к Витьке. Он подумал и сказал: «Пусть остается. Тетка старая и может про гроб писать». На том и порешили) ...любящая тебя тетка Катерина. Жду тебя, дорогой племянничек. При вет Вите и Леше». Это письмо мы должны были предъявить в случае варианта с тет кой. На другие случаи у нас документов не было: надеялись на мое с Лешкой красноречие. И сейчас я шел за дежурным, обдумывая, что бы ему соврать. Но врать мне не пришлось. Он сам заметил меня: — Спросить что хочешь? — Да. — Что тебе? — Когда пассажирский? — Ночью будет.—Он ощупал глазами мою шапку, шинель, ва ленки. Я сжался. — В детдоме... — Аа... Он покачал головой, и его пустой рукав тоже закачался. Что он ду мал обо мне? Как он ко мне относился? И почему он вообще подошел... — Москвич? — спросил он неожиданно. И сам ответил: — Вижу, что москвич. Москвичок...—и он улыбнулся. Солнце в это время выскочило из-за тучи, пыхнуло ему в лицо, и я увидел, что оно совсем не злое, даже рыжие усы его как-то посветлели, подобрели. И так меня вдруг потянуло к этому дядьке, что мне захотелось рас сказать ему все. Но помешал поезд. Он выскочил из-за водокачки, как ошалелый. Черной щукой пронырнул мимо нас паровоз, и пошли ваго ны, вагоны. — Стук — стук —стук,—отсчитывали рельсы. Дежурный высоко поднял правую руку с флажком, сощурился от налётевшего ветра. — Стук — стук — стук... .— Хлоп —хлоп —хлоп,— хлопает пустой рукав дежурного. Я прячусь за его спину и оттуда выглядываю. Сор и ветер бьют в глаза, не дают смотреть. За спиной, как за стеной. — Раз, два, три,—считаю я вагоны,—девять, десять, одиннадцать... Это — воинский. Красные доски товарных вагонов, цифры на них, в окошках'—лица. Шинели, шапки, погоны. Солдаты. Вот прорезь открытых дверей —мелькнули лошадиные головы, се но, и снова —солдаты. Открытая платформа—зачехленная пушка на ней, вторая, третья... И опять —лица, лица, лица. Красные доски, Циф ры на них, зеленый цвет шинелей, лица...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2