Сибирские огни, № 09, 1971

не и ее своеобычном народе так волнуют, так заражают? Думается, что секрет их обаяния в том, что за местным, якутским постоянно светится общее, и лирика поэта- якута, вся пропитанная локальной образ­ ностью, затрагивает какие-то уголки души любого читателя, независимо от того, где ■он живет. Лирический герой стихов Леони­ да Попова редко декларирует связь своей «малой» родины с Россией, со всем миром, но она ощутима постоянно. Вот маленькое ■стихотворение «На Софийском вокзале», его стоит привести полностью: — Русский? Русский! — кричали болгары. Растащ или. Цветами осыпали нас. «И в объятьях душили. И вина предлагали. М стояли мы — менец, якут и хакас — средь народа на гостеприимном вокзале, аспомнив наши раскосые города. Н о — как дети России — •мы руки встречающим жали, ■ отвечая: — Да! Русские! Русские, да!.. Несколько строк, но каких емких! Как при вспышке магния, обнажились три сечения большой темы. Свободно и естест­ венно выступила в них душа якута, ни на мгновение не забывающего родные «рас­ косые города». И, вместе с тем, чувство принадлежности к России, вызывающее как ■бы непроизвольное, неожиданно вырвавше­ еся и потому особенно искреннее признание: «Да! Русские! Русские, да!..» И третье чувство —- родства с народами других стран, чьи гостеприимные вокзалы открыты, как объятия, перед ним и его родичами — хакасами и ненцами, потому что в глазах людей всех стран они объединены одной »большой родиной —Россией. И мы замечаем, что песни Вилюя и Лены как-то незаметно перешли пределы же­ стоко холодной земли и слились со стихами и песнями других народов. На равных пра­ вах поэт далекого Вилюя уверенным, хоро­ шо поставленным голосом поет о любви и дружбе, о творческом труде, обо всем, ■что волнует людей, внося в неисчерпаемые, вечные темы что-то новое, свое. Иногда локальность обнажена. Мы, например, хо­ рошо видим, какие необычные наслоения может приобрести простое человеческое чувство любви. Вот миниатюра «Метель»: Всю ночь ш аманка белая кружилась в безумном танце... Утром — тишина. П од новым снегом и дорога скрылась, и даже крыш а милой не видна. Зачем ш аманка-вью га колдовала, раскидывала снежное шитье? Вчера сама подруга прибегала — ■ сегодня мне откапывать ее! Локальное здесь не только в образе «шаманки-вьюги», кружащейся в «безум­ ном танце». Оно в подтексте, в том, что таится за, казалось бы, сухими «информа­ ционными» словами — «сегодня мне отка­ пывать ее». Где еще может быть так труд­ на дорога к любимой? Мотивы размолвок я разлук, часто слышимые в далеко не идиллической лирике якутского поэта, при­ обретают иногда местную окраску, но так, что она нисколько не затеняет их общече­ ловеческой значимости: Но ты все не веришь, не веришь, но ты все вдали и вдали — и вот уже ветры разлуки дороги к тебе замели. И чтобы развеять сугробы, чтоб снова любовь расцвела, не надо ни слов, ни обетов, а только немного тепла. Тепло, особо высоко ценимое на родине поэта, в конце концов, всюду нужно и до­ рого людям. Не в этом ли смысл расхожей метафоры «душевное тепло»?' Лирика Попова несюжетна. Даже в от­ носительно больших вещах (например, многострофное «Кони») он избегает сколь­ ко-нибудь четкой событийности, фабульно- сти. Но эффект многих стихотворений сборника построен на неожиданных поворо­ тах, «развязках», когда только последние строки открывают истинный смысл всего про­ изведения. Вот стихотворение «Кто ты?». Не­ молодой поэт всматривается в окружающих людей, ища продолжателя своей песни. По­ эт кажется недовольным, неудовлетворен­ ным, чуть ли не по-стариковски ворчливым: Этот надменен и строг. Этот, как видно, дурак. Этот и подл, и жесток. Этот споет, да не так... И если бы все свелось к такому перечисле­ нию, вряд ли стоило говорить об этом сти­ хотворении. Но последние строки своим неожиданным поворотом освещают все по-новому: «Кто ты ?» — взываю я к ним, встречный исследую взгляд. Крикам не внемля моим: «Сам-то ты кто?» — говорят. И оказывается, что не к другим, а к себе, прежде всего, требователен поэт, только собственное его достоинство может послу­ жить залогом достоинства читателя и пре­ емника. Трогает в стихах сборника постоянный мотив неудовлетворенности, взыскатель­ ности, общий, очевидно, каждому, кто в труде видит творчество. На определенном этапе своей жизни, наверное, каждый мо­ жет сказать о себе: Оставил пустые напевы. Горю проходную строку... Наверно, старею, слабею, Но петь, как я пел,— не могу. Не все одинаково удачно в сборнике. Есть стихи, сами по себе как будто непло­ хие, но они не вписываются как-то в лириче­ скую книгу. Таковы сатирические «Соболья шапка», «Деятель»... Рассказывая о сложном своем пути, по­ эт приходит к верному итогу: «В конце