Сибирские огни, № 09, 1971

торение, как прием, вообще в манере С. З а ­ лыгина. Вернее, не прямое повторение, а возвращение к тому же явлению, событию глазами другого героя. Это очень влиятель­ ный художественный прием, если только повторение не сводится к информации, а обогащено новым восприятием. Но именно такой повторной информацией выглядит возвращение к приезду Свиридовой на ■стр. 433—434. Сначала даже не поймешь, то ли Свиридова снова приехала, то ли ав­ тор забыл, что он уж подробно рассказал об этом ранее. Видимо, здесь надо короче и с самого же начала главы более индиви­ дуализирование, более по-рязанцевски. То же самое на стр. 366—367 о характере Вершенкова и его взаимоотношениях с Андреем. Все уже мы это знаем, здесь на­ до короче и переходить к действию. Не надо разжевывать. Впрочем, при отделке этой части автор несомненно сам все уви­ дит и сумеет избежать назойливого затяги­ вания. 2. Вообще после смерти Онежки я бы повел роман несколько стремительней. Здесь стала ощущаться замедленность тем­ па. Вот, к примеру, путешествие Рязанце­ ва и его размышления. В этих размышлениях много интерес­ нейших мыслей, вроде —природа делится на видимую, слышимую и обоняемую, а важно постичь ее в единстве —или —лю­ ди сходятся на общих представлениях о будущем. Все это очень здорово, но про­ звучало бы лучше в диалоге, в спорах, ка­ кие ведут герои у костра, к концу же ро­ мана, да еще когда Рязанцев не может не думать о создавшейся сложной, вернее, безнадежной ситуации с Полиной Свири­ довой, и такие умные мысли начинают утомлять. Может быть, потому что их слишком много. К тему же мысль о един­ стве, например, уже была выражена еще на стр. 126, только более наукообразно, и не лучше ли и новое ее выражение при­ плюсовать туда. А если и возвращаться к ней, то так, чтобы было ясно, что возвра­ щение не случайно, что ни Рязанцев, ни ав­ тор не забыли, что Рязанцев эту мысль уже когда-то развивал, только теперь нае­ дине с природой, а не со слушателями, она пришла к нему не как формула, а в сво­ ей первозданности ощущения. 3. П о л и н а С в и р и д о в а — единст­ венная в повести фигура, знакомство с ко­ торой разочаровывает, и присутствие ее не кажется обязательным. Это тем более обид­ но. что все остальные женские фигуры — про­ сто прелесть! Жена Парамонова или баба лесника — персонажи эпизодические, а ведь залюбуешься. Рита и Онежка —тоже. Тут кроме пластичности еще и мысль в каж­ дом образе глубокая. А эта, бог его знает почему, не задалась. Ждешь с нею встре­ чи, и многое наобещал тебе автор через Рязанцева, а приехала она в отряд, и, увы, скучно как-то стало. Нельзя ли было ее совсем оставить в луговом отряде, а в высокогорный въезд запретить. Пусть бы жила себе в романтической мечте Рязан­ цева, и для нас оставалась его мечтой. Тем более, что все равно автор решающее объяснение между нею и Рязанцевым да­ ет через героя, через воспоминание, а не прямо, видимо, чувствует, что через Ря­ занцева она получается, а в прямом изо­ бражении Полина —деревяшка. Так не лучше ли было бы Рязанцеву съездить в луговой отряд, а потом вспоми­ нать, чем ей приезжать в высокогорный’ Самое разлюбезное дело оставить бы ее и для нас недоступной, фантомом, вроде Сине­ окой. Право же, много от этого она выиг­ рала бы. Откровенно говорю, назидательная история Шарова мне совсем не понрави­ лась (глава XV—330). Говорю это как кри­ тик, а не как рецензент, потому что пони­ маю, что автора можно растерзать, а он все равно со своим былинным богатырем не расстанется. Он так готовил читателя к этой встрече еще в седьмой главе, что яснее ясного, как ему эта семья дорога. Небось, в жизни встретил такой феномен и возликовал умилясь И, по правде го­ воря, было от чего! Только это, действи­ тельно, феномен, не более. Патриархальная утопия в наш век стальной, в наш век железный, а, сказать по секрету, так и в наш атомный! Семейная бригада, как иде­ ал производственной единицы! Оно, быть может, и преотлично, да исключительно. Думаю, что сибирские семьи и в лесных углах (а у лесных жителей ребят, как пра­ вило, много, сам видел, сам в лесхозе ра­ ботал) ныне имеют тенденцию к ограни­ чению, а не к росту. Но что тут с сибиря­ ками (писателями) поделаешь: все они тай­ но исповедуют веру, что сибиряки —народ особенный, тенденции исторического разви­ тия про них не писаны. И вот в результате идиллия-утопйя, немного сентиментальная, в чем-то даже привлекательная, как все уходящее, но и наивная, потому что ухо­ дящее выдается здесь за пример, достой­ ный подражания. Если еще и есть то, чему можно подражать, то нету тех, кто бы подражал. На мой взгляд, глава о Шаро­ ве написана слабее других, в ней из лите­ ратуры второй половины XX века попа­ даешь куда-то в век XIX, а все потому, что из личных симпатий автор готов идти и противу рожна. Но, повторяю, это мое мнение критика, и я не мог удержаться, чтобы не высказать его Сергею Павлови­ чу, к требованиям же издательства это отношение не имеет. Оставим за автором право то ли ретроградно заблуждаться, то ли свято верить, то ли вздохнуть об ухо­ дящем, а критикам спорить с ним. 5. Науки в романе много. Иногда он начинает уж слишком по-хозяйски вести себя на страницах романа. Пожалуй, сто­ ит кое-где и осадить. Все, чго знает и о чем сообщает автор, весьма интересно, и не просто им узнаьо, но к самим осмыс­ лено, и все же там, где начинает ощущать­ ся Жюль Верн, этого надо избежать.