Сибирские огни, № 09, 1971

все стихало. И опять начиналось постукивание, кашель, и запах махры выползал из-под двери. Даже Витька был оставлен: Гусь не впускал и его. Смелые предлагали подкараулить, когда Гусь выйдет, и сломать замок. Но Гусь не выходил. И еду ему носила туда в котелке толстая сторожиха. — Ну чего толпитесь? —говорила она и отталкивала нас своим мощ­ ным телом. Пацаны мяукали под дверью, хрюкали, провоцировали Гуся. Он был неумолим. — Гусь сам запер себя в изолятор... — Гусь тренирует волю. — Гусь сидит на яйцах! — Гусь мастерит себе гроб!.. Все эти слова и словечки, как горох, рассыпались по детдому. И однажды утром... Увидел Гуся Капуста. Он как раз возвращался из своего рейса и увидел, как Гусь с ящиком под мышкой выскочил во двор. Капуста про­ тер глаза, не веря: Гусь ли? Да, это был он. Худой, обросший, с развевающимися из-под шапки волосами, он пробежал через двор и скрылся на улице. Через минуту весь детдом был на ногах: Гусь сбежал! Бросились за ним на улицу, но та была пустынно-тиха. Село еще спало, петухи кукарекали сквозь сон. Явился Гусь к обеду. Когда он вошел в столовую, я не узнал его. Это был тот Гусь, довоенный. Такая же белая рубашка и галстук, и ли­ цо молодое, и волосы зачесаны. Мы никогда не видели Гуся таким. Он ходил в рваном пиджаке и горло его всегда было замотано шарфом. — Здравствуйте, дети! —сказал Гусь громко. — Виктор Николаевич, где вы были? — Виктор Николаевич, здравствуйте! — Виктор Николаевич... Виктор Николаевич.. Гусь улыбался, кланялся, ему, кажется, было приятно слышать свое собственное имя. Но на наши вопросы он отвечал: — Скоро узнаете.. — Не сейчас, потом... Он еще больше отощал за время своего сидения. Румянец яснее обозначился на его желтых щеках. И вообще его как будто подсу­ шили, он уже не ходил, а летал по детдому—так беззвучны были его шаги. Это пугало нас. Гусь мог в любую минуту появиться у двери, под­ караулить. И тогда прощай очко и махра. Все мы курили. Курили, что бог пошлет. Если разживешься —мах­ ру, если нет —солому, рогожу из матраца. Голод на табак был второй голод в детдоме. И Гусь —самый ярый курильщик —казнил нас за это. — Хотите, как и я —кашлять? —спрашивал он.—Хотите иметь вот такие руки? И он высовывал из-за рукавов свои худые длинные кисти. В тот день Гусь никого не наказал. И даже Лешку, которого поймал с охнариком, только слегка подержал за ухо. А вечером мы слышали, как он что-то мурлыкал за своей дверью. Наверное, выпил на радостях. Но что у него за радость? Узнали мы о ней гораздо позже.