Сибирские огни № 08 - 1971
ка. Он просто не отстает от нее ни на шаг. Он ходит за ней по этаном «Байхогунсы» и выбирает для папы пеструю китайскую скатерть — на до же наладить папино -холостяцкое житье! Он едет с ней в воскресенье на пикник в сопки на допотопном китайском извозчике и вместе с ин женерами толкает в гору упрямую пролетку, а старик-кучер кричит на лошаденку: «чо-чо!» Юрка бродит с Лелькой по Сунгарийской набережной, где ивы — прозрачные и зеленоватые, с листвою на серой подкладке — свешивают ся с каменного парапета к воде. И вместе с Юркой взбирается она по кривой дорожке на дворцовый холм. Скалистым мысом выдается холм в Сунгари, и на краю его — строения легкие, словно готовые взлететь своими крышами изогнутыми, похожими на китайские островерхие шляпы, только с загнутыми поля ми. Столбы красного дерева и решетки резные, лакированные. Со странным чувством нереальности бродит она по этому старому городу и в темные кумирни заходит, где сторукие боги, страшные, с отбитыми пальцами и облезшей позолотой на мечах. Теперь здесь просто парк, и юркие китайские фотографы со старинными аппаратами на треногах обступают Лельку и шумно уговаривают увековечить себя на фоне об ломков маньчжурской династии. Юрка мешает Лельке. Он не дает ей думать ни о ком, кроме себя. Даже разговаривает с ней вполне по-дружески, словно ничего не слу чилось. Лелька говорит папе с утра, что не будет обедать, натягивает брю ки и уходит. Папа не возражает, и вообще он почти не замечает Лель- киного присутствия: он весь загружен своим заводом и трубой, которую рассчитывает. Лелька идет через мост, тесный от арб и пролеток, потом по дороге, мягкой от пыли, потом без дорог, прямо на синюю гряду сопок. Она идет поперек перевалов, цепляясь за кустарник, обдирая руки колюч ками. Майка на спине насквозь мокрая, а лицо горит — от солнца, на верное, и Юрка понемногу отступает и остается внизу. С высоты можно разглядеть Гиринскую ГЭС — далеко в горах — блестящая полоска водохранилища и белые султаны воды у подножия плотины. Отсюда идет ток в Харбин — вот почему они сидели при коп тилках в сорок шестом, когда Гирин захватили гоминдановцы! Лельке совсем не страшно одной в сопках. Она привыкла к ним по- домашнему, потому что они всюду в Маньчжурии: и в Маоэршани, и в Трехречье. Только один раз она всерьез испугалась: залезла на самую верхушку, где уже ничего не растет,— груда коричневых скал и плюше вый мох. Она сидела на этом пятачке в самом небе и остывала на ветру, и вдруг почувствовала странную тревогу. Словно кто-то смотрит на нее, хотя на такой высоте смотреть явно некому. Она обернулась. В двух шагах от нее, на камне, сидел орел и внимательно разглядывал ее желтыми большими, как у человека, глазами. Он сидел неподвижно, как выступ скалы, потому Лелька его и не заметила, только глаза жили и моргали. И на Лельку почему-то напал страх от этой его неподвижности и своего одиночества на высоте. Орел не шевелился, и она тоже. Потом она начала сползать по камням вниз, чтобы поскорее уйти от его жел тых глаз, без памяти нырнула в кустарник и, конечно, с перепугу поте ряла ориентировку. Она проплутала до темноты по гребням, продиралась сквозь куку рузное поле на косом склоне и, наконец, скатилась в китайскую дере вушку. Китаянка сидела на пороге мазаной фанзы и молола зерно на
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2