Сибирские огни № 08 - 1971
вал В. Зазубрин с авторами белоэмигрант ского сборника «Вольная Сибирь»,—Они отрицают в сибирской литературе появление «певцов пролетариата». Эти эмигранты име ют единомышленников и здесь, людей очень крайних...». Зазубрин вынужден терпеливо объяс нять, как и почему сложилась, с одной сто роны, ССП с крепкой группой работающих писателей, издающих журнал «Сибирские огни», с другой —небольшие группки из трех-четырех человек с их крикливыми за явлениями и декларациями, но без произ ведений. «Мы можем этих товарищей успокоить,— заявил Зазубрин.—Напрасно они думают, что ССП будет противиться созданию ВАППа в Сибири. Мы только считаем, что создание такой организации должно про текать в дружеской атмосфере, в атмосфере товарищеского доверия. Когда же руково дители новой организации, точнее, руково дители без организации, сразу становятся в положение враждующей стороны, мы счи таем такой шаг неправильным, вредным». Снова Зазубрин и в организационных вопросах проводит партийную политику, соблюдая дух и букву резолюции ЦК. Совершал ли Зазубрин какие-либо ошиб ки? Конечно, совершал. Он, например, опу бликовывал художественные произведения, которые, пожалуй, мало соответствовали его же собственным требованиям к худож нику: заражать здоровыми эмоциями, окры лять душу... Но факты такого рода надо рассматривать не изолированно от всей де ятельности Зазубрина, от основного ее нап равления. В статье-фельетоне «Литературная пуш нина» теперь легко обнаружить, в чем За зубрин был исторически ограничен, какие его прогнозы не оправдались, какие оценки преувеличены или неточны, ошибочны. Статья-фельетон была полемична, как внут ренне полемичен всякий фельетон, но это была литературная полемика, в которой так нуждалась тогда молодая советская лите ратура. В. Зазубрин выступал не только как критик, но и как художник, легко, образно, остроумно. В статье-фельетоне шутливые, слегка ироничные портреты писателей и одновременно своеобразные, интересные ха рактеристики их творчества. Это мастер ское произведение литературы Сибири двад цатых годов, в котором с чувством ответ ственности перед читателем и с глубоким уважением к писательскому труду дается оригинально выполненный разрез литера туры за пять лет существования журнала «Сибирские огни». Вот портрет молодого в те дни писателя А. Коптелова: «Коптелов —такой же крестьянин, но помоложе Каргополова, склонен, наоборот, идеализировать город. Коптелову деревня намяла шею. Деревня для него — бычье ярмо. Если бы смог человечьим языком заговорить яремный бык, он заговорил бы, вероятно, с коптеловским упорством о поль зе машин, о светлой и освобождающей ро ли фабрик и заводов. Коптелов умеет ненавидеть. Темную, су еверную сытую и косную деревню писатель не щадит. Но творчество его не мрачно. Коптеловское отрицание свежо, убеждаю ще и светло, как его глаза и лоб. Коптелов- не только отрицает, но и обладает редкой способностью утверждения». Не только проницательность наблюда тельного художника обнаруживается в этом портрете-оценке, но и влюбленность в мо лодого писателя, в которого он вложил долю и своего труда, веры в него, без ко торой —он.это отлично понимал —так труд-, но начинать. Тонко, проницательно, с добрым юмо ром пишет В. Зазубрин о Вивиане Итине и В. Правдухине, о Лидии Сейфуллиной и Всеволоде Иванове, об Исааке Гольдберге и Вениамине Вегмане, об Иване Брошине и многих других уже вошедших в литера тору и начинающих. Немного, например, сказано об И. Гольдберге, но не трафарет- но и точно охарактеризованы некоторые сти листические особенности его произведений, показана не свойственная самому Зазубри ну холодноватая объективность манеры пи сателя: «Глаза у Гольдберга большие, влажные, и кажется, что они больше думают, чемг ненавидят. А ведь этот человек в пятом году бегал по улицам с револьвером за поясом, сидел в тюрьме, отбывал ссылку... ...Гольдберг очень грамотен, он никогда не скажет лишнего слова. От этого бывает скучно. Гольдберг наметавшейся рукой строит чистенькие деревянные домики своих рассказов. Читатель послушно идет за пи сателем и заранее знает, что он приведет его через светлые сени в маленькую перед нюю... Иногда Гольдберг заводит в один из таких домиков буйную компанию гуляк или боевую ватагу партизан, подожжет его со всех сторон. В горящем доме даже поднимется стрельба и будут разрывы бомб. Но читатель может быть совершенно за се бя спокоен — ни одна пуля не заденет его, горящая балка неожиданно не свалится ему на голову. Опытный писатель своевременно отведет читателя в сторону». Ах, как эта манера претит Зазубрину! У него-то ни одна «пуля» не пролетит мимо читателя, подымет волосы на его голове или от ужаса или от негодования. В то же время понимаешь, если хоть сколько-нибудь знаешь Гольдберга, что прав Зазубрин, уп рекая мастера в сознательном отказе от психологизма, от «неприбранной» фразы, от «рыхлой» композиции своих произведений, от эмоциональной их насыщенности. Кроме живых зарисовок облика разных писателей и кратких характеристик их твор чества, имеющих ныне безусловный истори ко-литературный интерес, В. Зазубрин за трагивал и другие вопросы литературной жизни. Почему, например, московские ре цензенты замечают писателя-сибиряка толь ко тогда, когда его произведения появятся в центре? Почему в писательском деле все
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2