Сибирские огни № 08 - 1971

красная тигра пьет крестьянскую кровь...» Крестьяне лютовали, мстили, везли сор­ ный, сырой хлеб, недоброкачественные продукты, а свои товарищи-коммунисты подхваливали: «В Укоме, в Уисполкоме Аверьянова ру­ гали за грубость, за стремление к «само­ определению», хвалили за работу, посмеи­ вались... грубиян, матерщинник, партизан, самостийник, огненный комиссар, работя­ га, «тигра»... разверстку сорвал в срок... «тигра» и налог возьмет вовремя, не спу­ стит... огненный комиссар... «тигра»...» Аверьянов верил в силу слова. Распекал своих подчиненных, замеченных в краже, и полагал, что после этого они исправятся или тащить будут поменьше, не выгонял, так как знающих дело было немного, и людьми он дорожил, опять-таки в интере­ сах порученного дела. Разумеется, он был наивен, но все его поступки и приемы воз­ действия вытекали из характера человека именно того времени, человека, еще не при­ выкшего руководить большим хозяйством, большим коллективом. Латчина он спас от смерти, поэтому считал, что он его теперь ни за что не обманет. Он мерил человека по законам, для себя установленным. До­ верие Аверьянова —это же тоже прекрас­ ная черта нового характера, потому что она у него родилась из глубокой веры в непобедимость исповедуемых им идей. Ма­ лограмотный, Аверьянов «бежал от бумаг» и «ворочал дела», уверенный,— и снова в духе своего характера! — что поступает вполне правильно, ибо принадлежал к ти­ пу тогдашних коммунистов, которые свято верили в мгновенную очистительную силу революции. После революции они всех лю­ дей в принципе считали лучше и чище, а не доверяли только тем, кто все и всех изме­ ряет на деньги. В. Зазубрин рисовал характер коммуни­ ста, который мало походил на Зудина из повести «Шоколад» А. Тарасова-Родионо­ ва. Во-первых, Зудин не изображен так объемно, как Аверьянов. У Зудина в сущ­ ности выделена одна особенность, опреде­ лившая идейное содержание повести,— его радостная готовность пожертвовать собою, хотя и он сам и его судьи знали: председа­ тель ЧК Зудин невиновен. Во-вторых, ав­ торская мысль далее «пафоса жертвенно­ сти» не развивается. В то время, как рас­ сказ «Бледная правда» по исполнению и ярче, и, многогранней, и шире, его нельзя сводить к какой-то одной логической схе­ ме, если даже автор сам стройно ее выст­ роил. Ложь, убеждает нас автор «Бледной правды», не просто нечто грязное и очевид­ ное в своей нечистоплотности,' она еще двулика, нахально-яркая, нагло-правдопо­ добная, бьющая наповал. Правда же обы­ денна, не рядится в красивые оперения, не вопит о себе поминутно, не бросается в глаза. Правду надо доказывать и защи­ щать. Аверьянов не умел этого делать, он просто и искренне заявил: — Я скажу только вам, дорогие товари­ щи, что к моим мозолистым рукам не при­ стала ни одна народная копейка. Но его правда рядом с ложью оказа­ лась бледной и бессильной, хотя он и на­ шел затем удивительно точные, рвущие ду­ шу жесты, слова, интонацию: — «Аверьянов помолчал немного; коря­ выми, негнущимися пальцами, как грабля­ ми по соломе, провел по волосам, и тихим голосом, с глазами, опущенными вниз (опущенными, чтобы не видно было слез), как кому-то близкому, родному, с болью пожаловался: — Устал я, товарищи, соскучился в тюрьме без работы». Почему же правда Аверьянова оказа­ лась бессильной перед ложью Латчина? Потому еще, что ложь Латчина получила мощную поддержку. Аверьянову отказали в доверии. Так в рассказе обнаружилось еще одно столкновение— веры с безвери­ ем. Обаяние Аверьянова и в том, что он верил людям, с которыми воевал, работал, которых знал не один год. Масленникова он знал «как хорошего товарища, старого партийца, добродушного человека» и отве­ чал ему на вопросы не как судье, а как то­ варищу. В Зуеве он видел отличного про­ пагандиста партии и не обратил внимания на его суровые выводы: так надо, как же иначе поступать с расхитителями! Аверья­ нов до последних минут приговора был убежден, что «все уверены в его невиновно­ сти». «Председатель суда Солдатов мог, конечно, думать о нем что угодно — он чу­ жой человек, присланный из губернии,— размышлял Аверьянов.— Но Гусев-то, Масленников, Кашин, Зуев, они-то долж­ ны разъяснить председателю, кто он, Аверьянов, и кто Латчин. Наконец, разве не на виду у всех прошла его продоволь­ ственная работа?» Однако все эти товарищи, «с которыми он встречался почти каждый день, с кото­ рыми работал в одной партийной органи­ зации, которые должны его знать безуслов­ но только как честного человека», не пове­ рили ему. Они, судьи, Кашин, Масленни­ ков, Зуев, еще до речи защитника, до по­ казаний и выступлений Аверьянова были убеждены в его виновности, оказались на поводу у клеветника Латчина. Судебная ошибка произошла не только потому, что факты были ловко подтасованы, ной потому, что судьи не нашли в себе мужества пове­ рить своему же товарищу, поглубже загля­ нуть в его душу, проникнуть в истинный дух его слов. В. Зазубрин, еще в ранней юности переживший ужас недоверия к себе,1 всю свою боль, горечь, недоумение выразил в фигурах судей Аверьянова, призывая их к подвигу доверия, убеждая их в необходи­ мости воспитывать в себе это прекрасное человеческое качество не в отдаленном 1 Подробнее об этом см. в статье Г. Федорова «В защиту доброго имени» —«Уральская прав­ да». 1965, 25 августа.