Сибирские огни № 08 - 1971

дует серое и красное, красно-кровавое, се­ ро-обыденное, тоскливое, и он даже пред­ лагает Красное знамя заменить серым с Красной звездой посередине. Музыка Скря­ бина, которую он знал, заставляет его вспом­ нить о всплесках дождя, о Левитане, о Че­ хове и Достоевском. Если суммировать все, что мы узнали о Срубове, то напрашивается вывод: источник страданий его — глубокая разочарованность в ранее свойственном ему романтическом восприятии революции. Мно­ гое делая для победы Революции, «сам он, по определению В. Правдухина, не выдер­ живает подвига революции» (л. 3). Однако смысл повести не только в том, чтобы раскрыть эту срубовскую незрелость, указать на нее. Он еще и в том, чтобы обра­ тить внимание на ценность человеческой личности, так как народ —понятие не от­ влеченное, не безличное. Превращение че­ ловека в бездушную машину чревато тяже­ лыми последствиями, не сопрягающимися с конечными целями революции. В. Зазубрин против иллюзий в отношениях к револю­ ции ■—ее не сделаешь в белых перчатках. Но он за трезвое и последовательное сохране­ ние лучшего в человеке, которое в ходе борьбы подвергается порою тяжкому испы­ танию. Он за бережное отношение к челове­ ку со стороны всего нового общества, так как человек этот в силу различия в воспи­ тании не всегда и не во всем может сразу перестроиться, принять все и все понять. Ре­ волюция не может быть безразличной к от­ дельному человеку, ибо ради него, ради его блага она и совершается людьми. Срубов внутренне обречен на гибель еще и потому, что сам был убежден в противоестественном: революции якобы органически свойственно безразличие к отдельному человеку, и ник­ то не сумел в нужный момент показать ему на деле всю несостоятельность его убежде­ ний. На острейшем столкновении противо­ борствующих сил в сознании своего героя В. Зазубрин попытался художественно убе­ дить читателя в необходимости любви к че­ ловеку, внимания к его насущным нуждам сейчас, сию минуту, без отлагательств на завтра —и в этом виден залог нормальных отношений общества и личности в бу­ дущем. Эта же мысль, но еще более отчетливо пробивается в рассказе В. Зазубрина «Бледная правда». В первой большой статье о Зазубрине Ф. Тихменев отказал­ ся анализировать рассказ на том основа­ нии, что он для него очевидно «вышел бледным и затерялся» («Сибирские огни», 1928, № 2, с. 213). Всех последующих ис­ следователей творчества В. Зазубрина за- смущала в рассказе формулировка писате­ ля: «революция — стихия», «человек —щеп­ ка». И не только засмущала, но и застави­ ла делать весьма категорические выводы без малейшего проникновения в образную ткань произведения, без обращения к об­ разу главного героя, т. е. без доказа­ тельств. Идею рассказа определяли словами зазубринского персонажа писателя Зуева: «Через человека-щепку, ценою человече­ ской пыли к будущему прекрасному чело­ вечеству». Л. Баландин даже «спокойный тон» рассказа, его «эпически спокойный финал» возвел в обвинение, утверждая, что это есть бесстрастие, превращающее идею произведения в нечто зыбкое и несо­ стоятельное. В. Зазубрин, уверяет Л. Ба­ ландин, никого в рассказе не осуждает: «Осуждать некого... Революция —-стихия, и в мутном потоке неизбежна гибель от­ дельных щепок». В повести «Щепка» каждая страница пропитана кровью, сочится ею—и в этом ее художественный просчет, показ ужасов и мучений преобладает над нужным и зна­ чительным анализом душевного состояния героя. И все-таки так называемая концеп­ ция «человек-щепка» не является в ней главенствующей авторской концепцией, она лишь характеризует одну особенность ми­ ровоззрения Срубова. Так же неоднолинеен и смысл рассказа «Бледная правда». В. Зазубрин от кричащей публицистики «Двух миров», от нагнетения кровавых сцен в повести «Щепка» переходит к углу­ бленному психологическому анализу со­ стояния героя, стремится художнически объективно, не давая воли своему бурному темпераменту, создать картину жизни пер­ вых послереволюционных лет, передать сложнейшие обстоятельства в деятельности главного героя, выявить своеобразие его характера. А ему говорят: спокойствие, объективность, исследовательский пафос —• порок его произведения. В. Зазубрин на­ стаивает, что в ходе революции отсутству­ ет однолинейность, что явление это боль­ шое и сложное. Он черным по белому пи­ шет: «...революция —стихия. Революция — мощный, мутный, разрушающий и творя­ щий поток», а из этого выбирают лишь од­ но слово «мутный», подчеркивают лишь од­ но слагаемое «стихия». Между тем, в этом же рассказе ясно сказано о роли партии в революции, о роли организованности и ди­ сциплины, причем так, что и мы сейчас от таких формулировок отказаться не можем. «...Кузнец Аверьянов был назначен ко­ миссаром в Упродком, стал заведующим Заготконторой в порядке партдисциплины, то есть волею партии, той партии, которая лежала в окопах, командовала миллион­ ной армией, управляла (и управляет) ог­ ромной страной и грузила на своих суббот­ никах дрова, подготавливая воскресный день человечества, партии сравнительно ма­ лочисленной, но необычайно жизнеспособ­ ной, страшно сильной, сумевшей сплотить, спаять, сорганизовать и повести за собой миллионные, разноплеменные массы, насе­ ляющие мощный необъятный СССР». Вероятно, скажи эти слова писатель дру­ гого типа, их бы зацитировали, особенно в сопряжении с образом коммуниста Аверьянова, но не в этом дело. Ясно, что в рассказе «Бледная правда», как и в ро­ мане «Два мира», В. Зазубрин хорошо и