Сибирские огни № 08 - 1971

Они отвели Лельке глинобитную пристроечку: ход через сени. Ника соорудил ей койку из колхозных досок, и теперь Лелька живет вполне са­ мостоятельно, и впервые после Харбина у нее зыбкое, но все же ощуще­ ние дома. По утрам солнце врывается в окошко, как прожектор, и поднимает Лельку лучше будильника. В окошке видны поворот дороги на Казах­ стан и кусок пестрой степи — малиновые пятна травы, белые пятна со­ лончака. И Лелька бежит по этой степи влажной и дымчатой, как лисья шкура, а телеги с женщинами обгоняют ее, странные, похожие на коры­ та, телеги, которые здесь называют бричками. Женщины кричат ей, воз­ ница приостанавливает лошадь, и Лелька запрыгивает на ребро брички, как на жердочку, и едет до бригады. Удивительно спокойно ей подле этих женщин посреди утренней сте­ пи, когда они поют, а она слушает их под огромным небом. Спокойствие растворено в степных горизонтах. Чистота и прозрач­ ность. Степь понемногу приручила к себе Лельку. Пока перерыв — мож­ но пойти в околок и набрать там ягод шиповника в карманы стеганки. Ягоды продолговатые, оранжевые и на ягоды непохожие. Наверное, хо­ рошо, как бусы, нанизать их на нитку. Околок стоит тихий. Легкое падение листа. Запах увядающей травы. Запах земли и леса. Околок — как осколок больших лесов России. Лель­ ка еще не видала их вблизи, пока она видит только степной горизонт, такой бесконечный, что кажется круглым, как земная поверхность. Степь передает Лельке свое спокойствие, словно свою силу. Или все-таки сила приходит к нам от людей окружающих? Быстро холодеет под вечер в степи. Лелька натянет ватник и руки су­ нет в карманы. В кармане — остатки шиповниковых ягод, зерна пшени­ цы и чернильницашепроливашка. Женщины и Шура Новикова уезжают в село на бригадирской телеге. На склоны хлебных бугров лягут тени, как на склоны сопок, а закат охватит полнеба — тревожный и переменчи­ вый. В час сумерек придет к ней отчаянная тоска, словно только и жда­ ла, притаившись за околком, когда женщины уедут и Лелька останется незащищенной. Все кажется сплетенным в единый узел: мама, от кото­ рой приходят теперь письма, но которую она не увидит больше; чувство потери этой, гнетущее, как болезнь, и то, что одна она ходит вокруг пу­ стого тока в синеющей степи, никому не нужная. Лелька не выдерживает одолевающих ее сумерек. Пока нет очеред­ ной машины, она бежит с тока к вагончику, напрямик по сухой колющей­ ся траве,— к ужину, к людям. Все приходят в вагончик к вечеру — комбайнеры (только Ковальчук косит по ночам, пока не ляжет роса), Ячный, которому она все не может простить его несправедливости, Остапчук Петя, сменивший Лельку на штурвале, и Сережка Усольцев. Они приходят черные, словно закопченные, и медлительные от уста­ лости. Они умываются под березкой из рукомойника (ну что тут отмо­ еш ь— вода соленая!), и на вафельном полотенце у Сережки остаются грязные полосы. Лелька смотрит на Сережку, и у нее возникает не осоз­ нанное к нему уважение. Может быть, потому, что она теперь знает, что это значит — день на комбайне? Все-таки, это — особенные люди, и Лелька выглядит перед ними ма­ ленькой. Труд их тяжелый, как глыба: неподатливое железо и руки, в ко­ торых это железо становится покорным. Здесь, видимо, в бригадном ва­ гончике и начинается Лелькино понимание ценности рук человеческих, на которых, в сущности, стоит земля русская. Потом они ужинают неторопливо тем, что наливают им в миски по

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2