Сибирские огни № 08 - 1971
вагоне, от постоянного присутствия чужих, случайно собранных, людей, от неизвестности. Скорее бы место назначения — какое угодно, только скорей! На Татарской Лелька сбросила маме в почтовый ящик первое груст ное письмо. Конечно, не нужно было бы расстраивать маму. Лелька по нимала это, но удержаться не смогла. «... Я не знаю, куда нас везут... Все степь да степь...». Долго стояли на какой-то станции у кирпичной водокачки. Женщи на в плюшевой жакетке несла ведра на коромысле, осторожно ступая по грязи резиновыми сапогами. Ветер хлестал по ногам светлой ситцевой юбкой. И опять была степь, иногда зеленая, иногда голая, неуютная и бес просветная! Степь Лельке не понравилась. Она отворачивалась от нее носом к стенке и пыталась заснуть: «Сегодня наверняка еще не при едем». Почему-то долго не. темнело. Поезд шел, а небо оставалось белесым, чуть желтоватым с краю под облаками. И было непонятно — день или уже вечер? Всю дорогу от Байкала долго висело светлое небо и путалось время — местное и московское. Лелька думала — это потому, что они до гоняют солнце и оно просто не успевает от них закатываться. Или, мо жет быть, в Сибири белые ночи, как в Ленинграде? Странно, раньше она об этом не слыхала. А в Харбине в семь вечера сразу падает темнота, плотная и мягкая, только огни китайских лоточников да фонари на Большом проспекте, по хожие на круглые желтые яблоки. Это еще настолько реально, что Лель ке кажется — стоит открыть глаза и все будет на своих местах: Лельки- на комната, полка с книжками над кроватью. И мама. «Неужели я ни когда больше тебя не увижу? Как же я буду жить без тебя?.. А каза лось — это так просто — сесть в эшелон и уехать!». Свисают с нар углы подушек и одеял. Толстая свеча горит за квад ратными стеклами фонаря, качается язычок свечи, и пятна света кружат по красным дощатым стенкам. Под фонарем на чьем-то тюке сидит дорожная пара — староста ва гона Андрей Сошников (у Сошникова жена отказалась ехать в Союз, за писалась в Бразилию, и потому он грустный) и Анка — байковый лыж ный костюм, решительные усики над верхней губой. У Анки тоже личная драма: муж у нее уехал в другом эшелоне, потому что они не успели за регистрироваться. Попробуй найди его теперь! Все вечера они сидят так под фонарем и говорят о своих горестях, а женщины вагона, сбившись в угол, совсем как на харбинской лавочке, обсуждают их шепотом: «Вы подумайте, не успел расстаться с женой!». Лельку возмущает женская мелочность. Разве нельзя просто сочувство вать в беде человеку? На станцию Баган прибыли ночью. Утром Лелька обнаружила, что вагон одиноко стоит на путях перед бревенчатым пакгаузом, а хвост эше лона давно ушел на юг, на Кулунду. Около путей грудой лежал сваленный уголь, и двое мужчин, черных до бровей, лопатами кидали его в кузов грузовичка. Кажется, правда, приехали! Баган был самой неприглядной из всех станций, виденных Лелькой на своем веку. Даже вокзала приличного нет — так, что-то деревянное! На перроне бойко торговали бабки толстыми солеными огурцами. — Вы что, вербованные? — спрашивали бабки. Никто в вагоне не знал, что это значит — вербованные, но слово не понравилось.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2