Сибирские огни № 08 - 1971
на балконе, и теперь это уже Иринина забота — отвлекать сегодня Юрку от грустных мыслей. Другой какой-то стала за этот год Ирина — словно вернулась пора девичества. Локоны, ленточкой повязанные, спущены на шею, блузка лег кая розовая, обшитая кружавчиками. Юрка сидит около нее в своем новом, с первых получек сшитом, костюме, грустный и счастливый. Тосты подымаются за столом на банкете для юбиляров — за Органи зацию, за китайско-советскую дружбу. Одного только тоста нет, хотя ждут его все — за отъезд... Но что-то изменилось в атмосфере, как бывает в феврале, когда вла гой и теплом потянет ветер с юга и первый налет таяния ляжет на гре бешки сугробов. — Пора решить этот вопрос! — впервые смело крикнул с трибуны последней конференции периферийный делегат из Хайлара.— Мы тре буем отправить нас на Родину! Теперь, когда комсомол едет на целину! Гром аплодисментов. А товарищ из генконсульства сидел в президиуме и загадочна улыбался. Вообще славный был этот товарищ из консульства — коренастый такой, с комсомольским чубом на лбу. Последние полгода он постоянна приходил на вечера дружбы и смотрел — как-то хитро и добродушно. Весна пятьдесят четвертого. В Харбине уже сосульки на крышах все тает и капает. А где-то глубокие снега еще лежат — в Кулунде, и под Карагандой, и Акмолинском. Эшелоны идут по Союзу на целину, и Котик в Комитете стрелками отмечает их путь по карте. «Правда» пишет о пер вой борозде, первой палатке. «А мы? Неужели мы опять в стороне? Ро дина, позови нас, и мы выполним твое задание!» Накануне пасхи, в страстную субботу, Лелька шла домой из Коми тета, и настроение у нее было самое подавленное. Пустота, как предел достигнутый, за которым уже ничего нет и быть не может. В комитетском саду цвела сакура, и все дорожки были усыпаны ее розовыми, словно1 бумажными, лепестками. Руководство Комитета уехало с полдня на ма шине в консульство. И сотрудники, вроде Лельки, ходили друг к дружке по кабинетам и обсуждали разные весенние дела. Пасха в городе — ку личи и крашеные яйца. Вечером Лелька в столовой гладила праздничные скатерти. Она, конечно, не пошла к заутрене, пошла одна мама. Ночь была весенняя, синяя и, как всегда на пасху, свежая. В темно те по городу звонили пасхальные колокола. Лелька уже кончила гладить, когда неожиданно рано пришла мама. Мама села и уронила на стол руки, расстроенная. Мама ничего не объясняла толком, только повторяла: — Я знаю, ты поедешь... Теперь ты, конечно, поедешь!.. Лелька с трудом выяснила: во время заутрени отец Семен приостано вил службу, на амвон поднялся председатель местного отделения обще ства граждан С С С Р и объявил: «Всем желающим разрешен въезд в Со ветский Союз на целину». Заутреня была сорвана. Кто крестился, кто плакал, полцеркви рину лось по домам — сообщать новость! (Вот уж поистине драматический эпизод в харбинском стиле! Даже на Родину они не могли выехать иначе, как под звон пасхальных колоколов!) Пасха тоже была сорвана. Куличи съели между прочим. Вместо тра диционных визитеров в белых кашне — город метался по знакомым и советовался, что же теперь делать — все-таки это целина!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2