Сибирские огни № 08 - 1971
И тут оказалось — им просто не о чем говорить — связи, почти кровные, скреплявшие их «четверку», обрывались. — Ну, я пошел,— сказал Сашка. И его никто не удерживал, хотя они знали, что видят его в последний раз. Лелька стала собираться домой, и Юрка тоже. Они вышли на Цер ковную, а потом на шоссе, и Юрка опять вел за рога свой «велик». Он больше не жил по соседству на казенной квартире на Бульварном, а снова в частных домах в Гондатьевке, но теперь почему-то решил про водить ее. — Садись на раму,— сказал Юрка,— я тебя мигом доставлю. — Ты меня уронишь,— сказала Лелька. — Не уроню,— Юрка посадил ее перед собой на перекладину, лов ко и уверенно. Дорога в молчании, сначала вниз по шоссе, просторному и синему, отсвечивающему, как ночная вода. Юрка молчал, потому что не легко ему давался разрыв с Сашкой, хотя он и привык рубить с плеча. И Лельке не о чем говорить, потому что никогда еще не был он так да лек от нее, словно запертый на семь замков со своим миром, в который юна уже не имела доступа. Юрка разогнал свой «велик», и они взлетели на подъем — вот уже собор встает на верхушке Новогороднего холма — точеные луковки куполов на подсвеченном фонарями небе. Скорей бы она кончалась, эта дорога! Сашка уезжал дневным южным поездом, как и все «заграничники», с перрона, где всегда пахло фруктами, потому что здесь выгружали желтые тугие бананы и персики в плетеных корзинках с пестрыми на клейками — Южный Китай. Лельке ничего не стоило выйти из техбюро и проводить Сашку, но она не должна была этого делать — как член ССМ , провожать его, от коловшегося. Здесь на перроне уже был тот другой лагерь, точно опре делившийся. Все-таки смутно и беспокойно было ей в тот день. Лелька ругала себя, но не смогла усидеть на месте, наврала Ирине, что ей нужно в центральный пост, и выскочила. Состав был подан, и все они, «заграничники», садились со своими новенькими чемоданами. Вообще, все они уезжали почему-то модными с иголочки, словно стряхивая здесь свое старое житье-бытье, словно и вправду ждала их там «земля обетованная». И все были говорливыми чрезвычайно, наверное, чтобы скрыть за этим неловкость отъезда. На своем веку Лелька видела разных отъезжающих: поляки уезжа ли в Народную Польшу, евреи — в Израиль — с баулами из желтой ко жи. (В Израиль уехал Лерман из литкружка, а потом он прислал свою фотографию — сидит на камешке с винтовкой, на фоне настоящей пу стыни. И ребята поражались: Лерман — с винтовкой!) Лелька прошагала по перрону с независимым видом, но не очень быстро, чтобы все-таки увидеть Сашку. Он стоял у подножки в своем бежевом костюме, и Лельке показалось,— грустный, и ей захотелось подойти к нему, но она сдержала себя. Не было у нее к Сашке никакой ненависти, а только сожаление, щемящее — вот, человек не понимает, что делает; отъезд его — продол жение, по существу, судьбы отца Сашкиного, продолжение эмиграции, которую они так ненавидели. Лелька проскочила мимо Сашки, отвернув голову, чтобы не смот
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2