Сибирские огни № 07 - 1971
Волокна конопли еще жестки. Прасковья треплет их, протягивает сквозь отполированные ребра мялки —они распушиваются. Прасковья скручивает их в горсти, складывает хвостик к хвостику. И вот уж вся она на кострике, обложена дорогими мехами конопли недо ступного лунного блеска. Дорог мех нежной ковыльной мягкостью. И царит в нем женщина. Моченец измят —можно и разогнуться. Ласкает вечернее солнце. Можно поднести руки к лицу, прохладной кожей постудить, спокойно отдышаться, запыленную косу поправить, постоять, солнце почувство вать. От солнца свежесть поднимается... Праздность солдатки всегда заметится... — Прасковь, добра-то у тебя сколько.—Прохожий мужик замеш кается, отвлечет улыбкой.— Пригласи посидеть. Попробуем. Какой он у тебя получился. Мягкий?.. Прасковья, надевая кофту, взгляд долгий выдержит, пока на все пуговицы не застегнется. Сделает движение головой, как прическу по правит после купания, шутку не примет. Останется одна —глаза ее ста нут тоскливыми, а в самой что-то птичье -—никого не подпустит, никому не дастся. И сейчас еще старик это помнит. VII В Алексеев день чалдон Иван Алексеевич поминал своего отца. За ранее, на десяти подводах, возил продавать мясо в Томск. Закупил тю ки ситца. В поминальный день с утра разложил товар на столе в ворот- пах под навесом и подавал всем. Мерил аршином: взрослому —по три, маленькому —по одному. Пригадывал—-на двух ребятишек в дом —од ной расцветки ситец. На конях в этот день из других деревень приезжа ли. Наставили с ночи подводы у забора —ждут. Иван Алексеевич сухонький, с белой, как мытой, бородой, никому не отказывал. Весь день идут к нему, как на праздник. Снег еще бе лый—солнце никак к нему не подступится, только у забора от мно жества следов он увлажняется, стекленеет. Забор у Ивана Алексеевича плотен. Амбары сплошным рядом не дружелюбно повернулись к улице задом —сплошная стена. Не пой мешь, сколько их —десять, пятнадцать. Весеннее солнце, яркое и холодное утром, встает из-за согры и начинает движение по земле со двора Ивана Алексеевича. Играет на дверях амбаров, а на улицу еще не пробивается. В тени сквозь щели забора процеживаются резкие по лосы света. Квадрат ворот, свежий запах товара —кажутся беспредель ным богатством, добрым праздником. Сколько миру. Мужчины, женщи ны, ребятишки. По дорожке, в стороне от амбаров, женщина несет белье на коро мыслах— в проруби полоскала. Холщовые рубашки схватило морозцем, и пар от них уже не идет. Женщина прошла через дорогу мимо людей, поднялась на косогор к своей улице, оглянулась назад и с высоты бугра засмотрелась на дерев ню. Полоскала белье—спешила, а сейчас, свободная от дел, она следила за людьми на дороге. Они казались ей черными муравьями. Сергей не мог5обойти ее —была глубока и узка дорожка. Пра сковья не видела его и не обращала внимания. Она стояла и улыбалась. А когда увидела—улыбнулась уже ему. — Спешишь,—сказала она.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2