Сибирские огни № 07 - 1971

Думаешь, это так все проходит? Бесследно? Уходил к другим, а на печ­ ку домой... Клава слушала перебранку мужа со стариком, казнилась и плотнее прижималась головой к валику дивана. Старик положил руку на грудь, закрыл глаза. Семен обрадовался, что наконец-то нашел оправдание своей обиде. Знает вину отца перед матерью, которой тот принес столько обид и слез. — О семье вспомнил, когда на печку залезть приспичило. В общем, ты, давай, не наводи здесь свой порядок. Не нравится —иди к дочерям, поживи. Старик уставился в потолок. Семен посмотрел на корец с брагой, вспомнил деда Матвея, что приходил к отцу посидеть, пригласить к се­ бе, к своей бабке, вспомнил его похороны. Появилась жалость к отцу. Она не нужна Семену, мешает жить. Он не умеет глушить ее. Подняв­ шись, Семен выпил брагу, забываясь от ее насыщенной крепости, и вышел. Потянуло холодом из полуоткрытой двери. Смутно проступает угол бруса, размытые переплёты рам. На улице загорался закат. Свет из окна чуть трогал печку, багрово кровянил крашеную ее облицовку. Вот и прошел его день... и его жизнь... II Старик невзначай шевельнул руку на груди, и от слабого усилия подступил к голове далекий шум. И показалось ему, что давным-давно проснулся он утром... За деревней на рассвете пустили мельницу. Вода зашумела тяжело и полно—-по всей деревне слышно. Ш...ш...ш...ш...—как лес. Деревня в росе ждет солнца, и шум кажется сырым. Речка далеко, а шум —рядом. Подпор воды гладкий, еще в тени, а внизу, за темной жердяной плоти­ ной толчется бучило. Вот уж и нет сумрака... Радостно видит старик молодого себя на сосновых бревнах в рас­ стегнутой рубашке. Горячо блестит его топор на солнце, даже зажму­ риться хочется. Тревожит радость. Мстительно хочется напомнить кому- го—сколько он настроил всего: мельницу, амбары... Сколько изб... По­ чти всю деревню... — А вы упрекаете...— говорит он людям. И не чувствует своей вины перед ними и нет уже, не знает он ни одного темного угла в своей жиз­ ни. Чиста его память. Почти чувствуя движение воздуха, он идет по ули­ цам, видит себя в деревне, все дома, что успел настроить и оставить. И кажутся они новыми, с неубранной щепой под ногами. Старик вспом­ нил мужиков, что давно поумирали и не оставили после себя никакого следа. Сошли, как убранный хлеб с поля. Постояла жнива дождливой осенью и исчезла. А было поле... Колыхалось, цвело, зрело. Отдало се­ бя, продержало людей мгновение и исчезло. И следа нет... Поверх —все другое. Макосов... Чухонцев... Латкин...—были председателями... «А я домами останусь...» —Он трогает рукой угол когда-то поставленной им избы и вдруг вспоминает, что рядом с ней стоит уже другой дом, с сизо­ ватыми стенами, а его изба осыпается по углам ржавыми грудками, и он даже слышит сыроватый запах гнилой трухи и отнимает руку. «...И я со своими избами здесь не житок... Что я на этом свете».