Сибирские огни № 07 - 1971
А Миша подумал: она, наверное, совсем еще ничего не знает, если они только начали проходить в школе Горького! И тогда, значит, вся жизнь его и жизнь страны почти за тридцать лет, где были и боль, и труд, и гордость за достигнутое, просто не существуют в ее сознании! Мише показалось это обидным и даже оскорбительным —что кто-то мо жет не знать про страшную войну, которую прошли они! — А о войне-то вы знали что-нибудь? —почти зло спросил Миша. — Да...—сказала Лелька неуверенно, потому что война только сей час начинает складываться в ее представлении: липкий ленинградский хлеб и обожженное лицо Аркадия Михалыча. Но как объяснить это Мише? Ей очень хотелось рассказать ему, как бабушка переживала, когда немцы шли по Украине, а дедушка ска зал однажды: все равно русские победят, хотя он никогда прежде не на зывал так советских. И как они пели «Катюшу» после стрельбища. И как страшно было при японцах —Юркиного отца они замучили за то, что он слушал советское радио... Невозможно рассказать это Мише, по тому что он просто не поймет ничего, он тоже не знает, как они жили здесь, за чертой! Трудная это штука —проникновение в мир другого человека. И вот они сидели рядом,—девочка и младший лейтенант —и не могли сломать разделявшую их границу. ... У него в машине был где-то томик Островского, правда, потрепан ный. Надо спросить ребят, поискать и принести ей. Она, наверное, лю бит стихи —вон у нее вся полка в классиках (Пушкин —издания 1889-го года, Тютчев— 1910-го —старина страшная!). Надо вспомнить для нее что-нибудь из наших поэтов... Только он ничего не успеет, если их завтра отправят. Миша привык чувствовать себя ответственным за каждое несовер шенное явление своего мира и устремляться на исправление его. И разве это не его прямая обязанность —познакомить оторванное от Родины существо в первую очередь хотя бы с сокровищами советской лите ратуры?! Миша совсем замолчал, соображая, что успеет для нее сделать, а Лелька переживала, что Мише скучно с ней, потому что она —такая ду ра и не умеет вести умный разговор. Она даже ухватилась за альбом с фотографиями, как за соломинку: — Хотите посмотреть? Миша не возражал —все-таки это были наглядные иллюстрации эмигрантского мира. И он рассматривал бабушку в шляпе и Лельку в возрасте двух лет —ревущего малыша на корме плоскодонной лодки. И тут случился маленький инцидент, правда, никем, кроме Лельки, не замеченный. Миша перебирал карточки мужчин с тросточками и разных старых военных, и вдруг у Лельки испуганно захолодело сердце. В пачке не- приклеенных фотографий лежала открытка с портретом императора, то го самого, которому присягал дедушка. Император Николай был в серой фронтовой шинели и выглядел грустно и несолидно. Когда пришли советские, папа снял со стены в столовой большой портрет, собрал все карточки с царской семьей и закопал в опилках на чердаке за трубой —так будет спокойнее. Но, видимо, он провел эту опе рацию недостаточно тщательно. Лельке казалось, Миша смотрит только на эту карточку или, по крайней мере, сейчас увидит ее. Что он тогда сделает? Наверное он так просто не оставит этого. И что он подумает о них, если у них в до- СО
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2