Сибирские огни № 07 - 1971
Сначала они пили чай —Миша, Саня и та девчонка, что встретилась ему вечером у калитки. Саня положил свой шлем прямо на белую ска терку и девчонка косилась на него, словно он был диковинным зверем. Девчонка была, нужно прямо сказать, самой рядовой девчонкой, из чис ла виденных Мишей на своем веку. Коричневые косы с бантами, ры женькие веснушки и такие же глаза, только еще в какую-то крапинку. Девчонка, видимо, смущалась и все смотрела в свою тарелку. Миша тоже чувствовал себя как-то связанно. Только Саня —о, тот никогда не терялся! —непринужденно сверкал украинскими очами и молол всякую чушь. Мишу даже коробили его стандартные шуточки. Пили чай втроем; мать девчонки нажарила им оладий и куда-то ушла, а отца вообще не было видно. Незаметно Миша разглядывал комнату. Комната явно требовала ремонта — над диваном, на фоне выгорев шего наката, выделялся темный квадрат, словно там висел какой-то портрет и его недавно сняли. — Михаил, споем?—-внес предложение Саня. (Ну, конечно, ему и здесь не терпится показать свой баритон!). Утром на светанке шли в деревню танки И остановилися в саду. Вышел парень русый, командир безусый, Повстречал дивчину молоду... Миша взглянул на девчонку. Она сидела, сосредоточенно опершись подбородком на ладони, и смотрела куда-то мимо них с Саней в темное окно, и выражение глаз ее было такое, словно она видит сейчас все, о чем поет Саня. Возможно, для нее так это и есть —действительность и песня, слитые воедино: осенний сад за окном и его танки, ставшие на ночь у того сада. Глаза у девчонки были серьезные, словно освещенные изнутри. Когда Саня ушел к себе на квартиру (он договорился где-то по со седству), Лелька убрала посуду на кухню и долго лила там воду, а Ми ша топтался по столовой и не знал, что делать. На диване лежала при готовленная постель, но спать Мише не хотелось, да и как-то неудобно укладываться. Потом Лелька пошла к себе в комнату и зажгла настольную лам пу. А Миша подумал: может быть, ей надо заниматься? Из столовой ему был виден угол белой кровати и полка с книжками. Конечно, это не дело —мешать человеку, но книги властно потянули его к себе, и он не выдержал: — Разрешите к вам? — Пожалуйста... Лелька пересела на краешек кровати, уступая Мише единственный в комнате стул. Но он не сел. Он словно даже забыл о ее присутствии. Он касался пальцами корешков бережно, словно здороваясь. — О, у вас Пушкин! Вы любите Пушкина? — Я больше люблю Лермонтова. ■— Лермонтова я тоже люблю... А из наших вы читали что-нибудь? — Из ваших?..—Лелька смутилась,—она все забывала, что обо всем советском теперь нужно говорить «наше». — Ну, Островского... — Это которого —«Гроза»? — Нет, это другого... — Мы еще не проходили. Мы прошли только Горького, а Маяков ский будете понедельника...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2