Сибирские огни № 07 - 1971

8. Пр о ща н и е Октябрь. На бурую траву ложится иней. Утра —хмурые и зябкие. Бледные костры колеблются на улице Железнодорожной. Лица се* рые в неверном свете утра, мятые солдатские шинели. Эшелоны уходя г и уходят, и земля в ребристых складках застывшей грязи —следы от тан­ ков Аркадия Михалыча. И город весь — блекло-серых тонов: темно-серые стволы деревьев и синевато-серый асфальт Большого проспекта. Город стал просторнее, словно комната, в которой вымыли к зиме окна. Может быть, это потому, что деревья почти облетели и только кое-где на концах веток висят забы­ тые жесткие листья. Когда набегает ветер, листья отзываются резким металлическим шумом. Грустно и легко от этой пустоты, и странное ощущение, словно ожи­ дание, живет в Лельке, вопреки осеннему угасанию, как росток, который вот-вот должен распуститься. Вечером шестнадцатого октября Лелька не пошла домой после шко­ лы. И с девчонками не пошла в кино —ей не хотелось ничего такого, шумного. Она проводила Нинку до Модягоуского моста и одна свернула на гольф-поле. Рыжие покатые холмы, заросшие травой, как шерстью. Кукуруза уже убрана, только торчат из земли сухие, колючие пеньки. Где-то здесь дев­ чонки блуждали в июне по дороге на стрельбище. Тишина в полях, слов­ но ничего не произошло; обелиск Чурейто торчит на горизонте, хотя сме­ тено все, словно и не было японцев. И нет, главное, страха перед ними, постоянного, за каждое слово, и унизительной беззащитности. — Ну, теперь хоть есть кому заступиться,—сказал дедушка. Лелька шла домой по насыпи вдоль Саманного городка, смотрела сверху на деревья «Яшкиного» сада, в котором больше уже было черного цвета, чем красного,—листья облетели. Эшелоны шли по насыпи на вос­ ток, и Лелька сходила на бровку полотна, чтобы пропустить их. Ветром ударяло в лицо от идущего состава, солдаты на платформах махали ей на прощанье и кричали: — Девушка, с нами! Удивительное все-таки случилось с ней на мосту, когда шли танки. Что-то неосознанное и стихийное, как подземный толчок, сломавший вне­ запно все прежнее... Или все это закономерно, и так должно было слу­ читься рано или поздно? И это и есть то чувство Родины, что настигает нас неизбежно, где бы ни были мы, потому что человек не может жить с пустотой в сердце, а человек в пятнадцать лет —тем более. Родина в сердце твоем —бабушкина плакучая березка и Пушкин з. черной траурной рамке на стене в школьном зале: год тридцать седьмой, столетие со дня гибели его. Пушкин, убитый Дантесом, и потерянная Россия, как-то странно слитые в детском восприятии. И совсем рядом — реальные бастионы русского Порт-Артура... Именно там, у чужого Желтого моря, пришло к Лельке впервые это чувство, необъяснимое, но как-то связанное с тем, что случится потом на Модягоуском мосту... Год тридцать девятый, когда Лелька, мама и папа ездили в город Дальний на дачу. Только тогда он назывался еще Дайреном, потому что в городе стояли японцы. Море обнимало Лелькины худые коленки, чистое и зеленое. Море дарило ей в ладошки совсем маленьких, прозрачных медуз, море глухо