Сибирские огни № 07 - 1971
ки Сазонова. Юрка посмотрел на Лельку сияюще отрешенными глаза ми и даже не сразу узнал ее: —• А, здорово, Лёль!-—и снова нырнул за чью-то спину. Потом толпа вынесла Лельку на тротуар. Здесь было потише. Куч ками стояли взрослые мужчины и вполголоса говорили. Лелька все оглядывалась —искала Нинку и даже вставала на цыпоч ки, и тут как раз врезался в толпу со стороны проспекта необычного ви да грузовик. На крыше кабины —пулемет, над пулеметом развевался алый флаг, а в кузове было полно харбинских ребят старшего возраста. Вид у них был страшно воинственный: на ремнях через плечо-—винтов ки, а у одного, перегнувшегося через борт, даже огромный маузер был засунут за пояс. Грузовик подъехал поближе, и Лелька разглядела —это, оказы вается, Гена Медведев, тот самый сосед Гена, из советских подданных, которого на второй день войны увезла черная полицейская машина. Ге на был цел и невредим и деловито распоряжался на своем боевом гру зовичке, и Лелька подумала, что это вполне естественно теперь, когда в город пришли советские... А парень, что стоял в грузовике рядом с Геной, был чем-то похож на Гордиенко... Асановский китель со споротыми петлицами и воло сы, взлохмаченные быстрой ездой. Лелька смотрела на него и не узна вала, потому, наверное, что прежде всегда видела его в надвинутой на глаза киовакайке. Гордиенко это или нет? И если это —он, значит, все у него хоро шо, и зря она за него переживала, если он летает по городу в грузо вике под красным флагом! Но Гордиенко и Медведев —люди настоль ко несовместимые, что Лелька решила: нет, это не он, конечно! Грузовик раздвинул толпу и уехал в сторону Пристани. Лелька шла домой. Солнце заходило, и красный флаг над подъ ездом большого японского дома просвечивал на солнце, как лоскут пламени. Около флага стоял мрачный японец-часовой. Мир был пере путан и смещен со своих мест, и в голове у Лельки тоже все было впе р ем еш ку танки на мосту и Гордиенко на грузовике... А если это все- таки был не он? Стремительный август сорок пятого. Ливни, как обвалы. И влажная испарина земли —мостовые, дымящиеся под солнцем. Дни, переполнен ные напряжением, и дни опустошенные, как те, первые, после пятнад цатого августа, когда скорбным голосом ниппонский император изве стил мир о своей капитуляции, и город застыл внезапно, как остано вившийся кинокадр. В скверах на Бульварном стоят брошенные японские пушки. На станционных путях —беспризорные эшелоны с военным обмундирова нием. Пустые казармы, где все еще на своих местах —одеяла на койках и даже шлепанцы солдатские у порога, где снимает обувь цо традиции ниппонская армия. А воинская часть эта, видимо, двигается где-то еще по инерции и ждет указаний, которых так и не поступит. И еще —ка зармы, где все идет заведенным порядком, сменяются на постах часо вые—многотысячный гарнизон города сидит вооруженный на своих местах и ждет, кому же нужно сдаваться, поскольку —капитуляция, а ниппонская армия —дисциплинированная! Правда, кое-где на перек рестках стреляют с чердаков смертники, но это тоже входит в кодекс чести ниппонской армии. А на булыжных улицах Нового города —распахнутые казенные квартиры с характерным запахом японской парфюмерии. Низкая
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2