Сибирские огни № 07 - 1971
Сидели. Кричали. Дымили. И вдруг в телефонную тишь: «Я очень соскучилась, милый. Ты долго еще просидишь?» Он трубку кладет... и, смущенный. Глядит, улыбаясь, вперед... «Ну, что там осталось еще нам?» Но слово никто не берет. И вдруг замечает начальник У всех опечаленный вид: Что все заседанье печально Куда-то с улыбкой глядит! Как будто над скукой блокнотов Не только ему одному,— Им всем улыбается кто-то, Колеблясь в табачном дыму... Разумеется, не все стихи Уткина и на рубеже 20—30-х гг. были неудачны. Его лирика, отвергая —на словах и в соответ ствии с тогдашними «публицистическими» устремлениями автора —«трели Фета» и «камин благополучия», обретала необходи мый и характерный для эпохи граждан ский пафос, когда обращалась к духовному опыту поколения, «юношествовавшего» с Октябрем: Быть современником Огромной славы: Ленин, Включать в артерии его высокий ток! Кто был моложе нас? Какое поколение? Когда, скажите? Кто? («О ю н о с т и » , 1930) За несколько декларативной и риторич ной обобщенностью мыслеобразов поэта («Все наше поколенье над баррикадами поднять готово грудь»; «И никогда осмыс ленней и лучше никто еще не жил, не уми рал!..») здесь все-таки видится живо и ре ально чувствующий человек, прошедший через горнило революции... Еще в 1928 году Уткин писал: «Непри ятное, изживаемое противоречие нашей за мечательной эпохи: невнимание к личности. Диктатура коллектива —борьба за государ ственность оставила личность как некую аб страктность. Те же причины выработали известную —и часто очень незаурядную — недоверчивость к личности как индиви дуальности. Когда полк наступает, то мо золи рядового в расчет не принимаются, хотя бы их было у него по две на каждом пальце. Но конечная цель революции —это именно человек, ибо человеку революция, а не наоборот». Выход из творческого тупика был воз можен для Уткина только на пути глубо кого постижения духовного мира именно такой личности, индивидуальности, т. е.— как это ни парадоксально — в возвращении назад, к поэтическим достижениям и завое ваниям 20-х годов. Поэт идет к с в о е м у ге рою, художественно осмыслив вначале (как и в стихотворении «О юности») свершения революционной молодости, проникновенно и убедительно очертив героический облик поколения, которому суждено было стать «историческим звеном между старым и гря дущим миром»: Бот они стоят передо мною, Юноши в семнадцать —двадцать лет, Неприступной и живой стеною Ныне воспеваемых побед. Босые, нечесаны, небриты... Но щетиной этих юных лиц Были, как штыками, перерыты Все обозначения границ. Без сапог, в задрипанных обмотках, Сквозь огромный азиатский дождь, С песней, с матом, с кровью в сердце..* Вот как Шла к бессмертью наша молодежь! («У в и т р и н ы с в е т о в о й Г о с т о р г а...» 1933) Я, —писал Уткин,—принадлежу к той счастливой части молодежи, которая делала революцию и которую сделала революция. Поэтому я говорю не о влиянии Октября на мое творчество, а о рождении моего творчества из Октября» («Читатель и писа тель», 1928, 7 ноября). Такие декларации находили в произведе ниях поэта 30-х годов двоякое художествен ное претворение. Во-первых, революция и гражданская война служили для него неис сякаемым источником тем, прототипов, об разов. Во-вторых, определяли идейно-эмо циональное звучание, пафос, отношение ав тора к со вр ем ен н ы м событиям, его требо вания к человеку н о в о го общества. Широко известными, хрестоматийными стали ныне стихи Уткина «Комсомольская песня», «Песня об убитом комиссаре», «Ма руся», «Бой», «Батя», «Провокатор» и дру гие, в ярких песенно-народных образах за печатлевшие драматические, а нередко и трагические коллизии и перипетии революци онной борьбы. Обобщенный «портрет» по коления, таким образом, естественно допол няется и углубляется рельефно обрисован ными конкретными характерами и судьба ми, отразившими эпоху. Не случайно Н. Асеев заметил, что некоторые стихи Ут кина первой половины 30-х годов «харак терны для эпохи гражданской войны более, чем целые тома беллетристики о ней» («Литературная газета», 1935, 1 де кабря). Лучшие стихи Уткина в те годы были написаны в жанре песни. По воспоминани ям В. Томского, уже в начале 20-х годов Уткин задумывался над проблемами созда ния новой массовой советской песни, ко торая должна была прийти на смену ком сомольским песням 20-х годов, таким, как «Мы кузнецы» и др. Уткин говорил тог да: «Песня новая нужна, это верно... А тот, кто стихи пишет, должен и песни склады вать, да вот беда —что-то не получается, как надо. Видно, не каждому дано. Вот старые песни есть, совсем старые, но поют ся хорошо, а иные и новые —да хоть бы и не было их. У русской песни есть свои тра диции, их осваивать надо, в русской песне всегда есть свое со д ерж а н и е, есть жизнен ный сюжет, а разные труляля ей что коро ве седло. Сибиряки свои песни поют ду шевно и раздумчиво, тихо, вполголоса, не орут, значит, и слова должны быть под ходящие. Я о песне много думаю, может. 12 Сибирские огни № 7 177
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2