Сибирские огни № 07 - 1971

(Псостреленную руку Сильнее бережешь!) (<Г и т а р аэ) Очевидно, Уткин недооценил всей отно­ сительности мирной передышки, завоеванной страной, но нет сомнения, что, отвергая «т рагическую тишь», поэт комсомолии по- своему выразил оптимистический задор мо­ лодого поколения, его устремленность к мир­ ному созиданию и строительству. Отводя обвинения рапповской критики в «мелкобур­ жуазных уклонах», самоуспокоенности, эстет­ стве, Уткин справедливо ссылается на свой боевой и гражданский опыт («Бьет в крем­ левском знамени алая струя. Это —кровь! И в пламени капля есть моя...»), говорит о своей кровной приверженности к идеалам революции («В чем угодно — буду сомне­ ваться. В революции, товарищ,—никогда»), И все же вульгарно-социологическая критика сделала свое дело. Поверив в свои ошибки, реальные и мнимые, Уткин в 1929 — 1931 гг. обратился к «публицистической ли­ рике» (под таким названием вышла книга стихов в 1931 г.), оказавшейся совершен­ но чуждой природе его дарования. «Наи­ вен лирический твой шалаш среди небоскре­ бов, поэт»; «А нам не положено вброд плестись по сердечным постоям, когда сов­ ременность берет девятый в бетон Днепро-. строя»,—декларирует отныне автор, и лож­ но понятая социальность и злободневность вытесняют из его поэзии живого человека. Эпоха права! И мне хочется встать Эпохе во фланг и рост^. Для этого стоит И жить, И писать... И нянчить туберкулез* (П о д о р о г е д о м о й » ) Переоценка поэтических ценностей в творческой лаборатории Уткина началась, на поверхностный взгляд, незаметно и ве­ лась вроде бы с «правильных» и ультра­ новых идейно-эстетических позиций: дело поэзии —писать о рабочем человеке, что «кроет чудовищный бак» и тем самым вы­ гоняет из себя «тонны потов и сал», о «честном простом соседе», «прорывающем­ ся» после напряженного трудового дня к .дому: О н М Ы Л СЯ, Его целовала жена, К нему забегали друзья. И я заподозрил: А не она, Не тема ли это моя? Не тут ли, направо. Среди этих стен, Среди незабудок И блох — Герой из героев. Тема из тем, Эпоха из всех эпох? ( « Г е р о й н а ш е г о в р е м е н и » ) Эпоха требует жертв, размышляет герой Уткина, поэтому «личность домашности — •в стороне». Перед страной встала «пробле­ ма хлебопшена», и герой — ничтоже сум- няшеоя—решает ее сплеча, единым махом: «Пшеном мы питаем плавильную печь. > И если не хватит пшена, мы сами готовы го­ рючим лечь в плавильную печь, жена! Че­ ловек —ничто, гайка, винтик, горючее; главное — энтузиазм, воля, решимость, само­ пожертвование и —«разрешена проблема хлебопшена». «Иные ландшафты» прозревает герой поэта в «изумительный век» «металла, лю­ дей и сырца»; «Россия берез» для него от­ ныне не более чем «сусальная дрянь» «в квасном диалекте дворян», а на «русских песнях и тройках», «на этой московской настойке», оказывается, испокон веков «ду­ рел «православный» мужик». «Солидно и прочно» гробит герой «классический гнет» старины: Не в ситце березок. Не в русском овсе На старокалужском насте,— Грядущее видим На светлом шоссе Электриков-энтузиастов. («П е р е д к а р т о й э л е к т р и ф и к а ц и и » ) И вся эта нигилистическая круговерть подается как нечто новое, которому при­ надлежит будущее, как нечто продолжаю­ щее революцию, «трудные дела Переко­ пов»... Открещиваясь и отрекаясь от «зеленой травки» и «ситца берез», поэт решительно «пробует» «трактор и в жизни, и в строфах своих». И... пишет «под Маяковского». Но то, что было органично для таланта «аги­ татора, горлана, главаря»,—у Уткина вы­ лилось, по его горькому ироническому при­ знанию позднее, в «сосание» рапповской «лапы глубоко полезных тем». Дарование Уткина требовало не то что­ бы иных, чем у Маяковского, литературных тем, но других образных решений, друго­ го подхода к человеку. Не сатира, где Мая­ ковскому, пожалуй, в то время равных не было, а мягкий, добрый юмор, тонкий и, хочется сказать, «классический» лиризм, раскрывающий в человеке его естествен­ ную, здоровую, чисто человеческую сущ­ ность, таящуюся иногда под спудом все­ возможных условностей и наслоений,— вот что составляло сильную сторону уткинско- го таланта в раскрытии душевного мира людей. «Когда поэзия функциональна? — писал Уткин.-—Когда искренна, а искрен­ на, когда органична. Органична поэзия до тех пор, пока работает в сфере действи­ тельно близкой. Перестроиться — это не значит: умом постичь —но и перевести в лирическую память. О чем писать —это еще только половина...» И действительно, когда тема («о чем писать») пропускалась через «лирическую память» поэта, пости­ галась не только умом его, но и сердцем,— из-под пера Уткина выливались строки, органичные для природы его дарования. Чтобы понять и почувствовать это, доста­ точно сравнить широко известное стихот­ ворение Маяковского «Прозаседавшиеся» с небольшим стихотворением Уткина «На за­ седании»: