Сибирские огни № 07 - 1971
которых преобладают радужные, яркие кра ски, тонко чувствуемые лирическим героем, в поэме, действительно, резко контрастирует с тем, что делается внизу, на земле, в мещан ском «курятнике» захолустного городка. Не потому ли герой поэмы так любит «в хоро шую звездь» забраться на крышу и плевать оттуда «на весь божий пошленький уездный мир»?.. Душевно крепкому и здоровому, «с детства —романтику», которому «судьба шубы совсем не скроила», ему невыносимо обывательское болото душного мирка тетки, имеющей «пару мясницких бульонных щек, ну, и мясное дело» и желающей посвятить своего племянника «господу и торговле». Подросток смело рвет связывающие его пу ты, предпочитая жизнь беспризорника, по- лулюмпена, пока революция не делает из «джентльмена» более или менее сознатель ного своего бойца. Если, как было замечено критикой 20-х годов, превращение рыжего Мотэле в комис сара Блоха не достаточно убедительно, то путь в революцию героя «Милого детства», путь тернистый и противоречивый, как раз и раскрывает нам сложный п р о ц есс рожде ния нового человека, хотя юному герою поэ мы еще шагать и шагать до комиссара Бло ха. Уткин в «Милом детстве», по сути, вы ковывает то недостающее связующее звено, которое объясняет, как из безымянных Мо тэле вырастали сознательные бойцы револю ции, подобные комиссару Блоху... Кульминационными пунктами поэмы, дви жущими ее сюжет, являются эпизоды, за канчивающиеся трагически для тех персона жей, которые олицетворяют собой старый, уходящий в небытие мир. Убийства в поэ ме —не поэтизация крови, не разгул анар хистских страстей, как казалось некоторым критикам, а необходимое художественное претворение характерных форм, железной логики классовой борьбы. Борьбы —снача ла неосознанной, стихийной, бунтарской (смерть тетки), затем—сознательной, рево люционной (убийство губернатора и губер наторши) и, наконец, борьбы за светлые ре волюционные идеалы гуманистического бес корыстия, з а ч е л о веч еск о е в ч е л о век е. Гибель Кости, опустившегося до мародерства, от руки бывшего товарища представляется за кономерной карательной акцией революции по отношению к человеку, не сумевшему очиститься от скверны буржуазного «курят ника». «Мы все, похожие в борьбе, едины жут ким прошлым нашим»,— писал Уткин в пер вой редакции стихотворения «Октябрь». Ге рой поэмы до дна испивает святую горечь борьбы, расстреливая в лице Кости это свое «жуткое», «милое» прошлое: Детство мое! Мой расстрелянный мир! Милое детство?! А рядом... Я оглянулся: Стоит командир. Мой командир отряда. <М ой командир отряда»... Герой поэмы сделал окончательный выбор в этой жизни и в этом мире. ...В 1928 году Уткин вместе с А. Жаровым, и А. Безыменским совершил заграничную поездку —в Чехословакию, Австрию, Ита лию и Францию. Десять дней провели поэты., у А. М. Горького в Сорренто. В письме к Сергееву-Ценскому Горький писал: «Сейчас у меня живут три поэта: Уткин, Жаров, Бе зыменский. Талантливы. Особенно — первый. Этот —далеко пойдет» (Собр. соч. в тридца ти томах, т. 30, М., 1955, с. 72). Мы уже имели возможность убедиться, сколь благожелательно было отношение к Уткину А. В. Луначарского. В. Маяковский, резко критиковавший отдельные стихи Ут кина («Атака», «Курган» и др.), всегда от мечал его поэтические удачи, тепло отзы вался о «Повести о рыжем Мотэле». К со жалению, по-иному отнеслась к творчеству поэта рапповская критика конца 20-х годов, задавшая тогда тон в литературе. Дело да же не столько в упрощенном толковании не которыми критиками характера уткинской поэзии («поэт пролетарского романса»), сколько в непонимании и извращении с вульгарно-социологических позиций сущ н о сти и диалект ики о б р а з а главного лириче ского героя Уткина. А диалектика эта за ключалась прежде всего в том, что герой поэта, будучи детищем своей эпохи, шагая, «в ногу с тревожным веком», в чем-то и об гонял свое время, приближаясь к тому гар моничному «прекрасному человеку», «какие будут только впереди». Справедливости ради надо сказать, что Уткин и сам давал повод для нападок рап повской критики. Недвусмысленно и остро декларируя свои эстетические установки и цели, поэт не всгда умел найти им адекват ное худ ож ест вен н о е, образное выражение. «Лирические формулы», конденсирующие главную мысль поэта, и трактовались обычно вкривь и вкось теоретиками вульгарно-со циологического толка. И вот стоит поэту за явить: Как рад я, Что к мирным равнинам Так выдержанно пронес И мужество гражданина. И лирику женских волос,— как в этой «формуле», выражающей двуеди ную сущность уткинской поэзии —ее граж данственность и человечность, критикам ви дится восхваление мещанского покоя и «по мадной идиллии приказчиков». И уж, конеч но, настоящая крамола усматривается там, где поэт славит мирный день родины, «июнь благополучный», когда «усталые герои от дыхают на щитах». Счастлив я И беззаботен! Но и счастье, И покой Я, ей-богу, заработал Этой раненой рукой. («Н о ч н о й р у ч е й » ) Мне за былую муку Покой теперь хорош.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2