Сибирские огни № 07 - 1971

В версту — розмашь битюга, Бег сильней, сильней! Смерть — парижская Яга, Лондонский Кащей. Сродни богатырю и уткинский Микула —у него на «мозолистой грязной ладони горо­ шиной пляшет земля». Однако в облике Микулы, победно шествующего «к порогу Вселенного храма, к молочной реке», гораз­ до яснее проступают реальные, подлинно че­ ловеческие — мужицкие, крестьянские —чер­ ты: На щеках и солнце, и ветры, и стужи, Без счету морщины на лбу. Такой несуразный, такой неуклюжий Уздает судьбу. Так уживаются в поэтике раннего Утки­ на, образуя сложный и противоречивый сплав, возвышенная романтика, героический пафос первых лет революции и — библей­ ская мифология; былинная-образность, фоль­ клорная атрибутика и— более или менее реа­ листическое изображение отдельных черт че­ ловеческой личности, разбуженной к борьбе и созиданию революцией. Эклектизм стиля, поиски своего поэтиче­ ского «почерка» становятся особенно зри­ мыми рядом со стихотворной публицисти­ кой, которой поэт отдал немало времени и сил в газете «Власть труда». Короткие об­ личительные частушки под ежедневной руб­ рикой «Маленький фельетон», подписанные кратко, не без юмора — «Утя», прямые аги­ тационные стихи на злобу дня и «по пово­ ду» — будь то городской «туберкулезный трехдневник», борьба с беспризорностью («Детям улицы») или начало недели укреп­ ления воздушного флота («Мятежные — вы­ ше», «Маем в небо», «Красные орлы»), на­ конец, прозаические статьи и заметки на всевозможные темы,— все это, в каждом от­ дельном случае, требовало новых способов выражения мысли и чувства и, в конечном счете, помогало начинающему писателю об­ рести собственную манеру письма, синтези­ ровать свой художественный стиль, найти свое «лицо». Впрочем, и в этот, начальный, период творчества были написаны стихи, в которых явственно различимы собственные, «уткин- ские» мотивы и интонации, прорывается на­ ружу неподдельная эмоциональная взвол­ нованность поэта, его забота и боль; Такозо стихотворение о матери, потерявшей сына и теперь качающей колыбель «сиротливого птенца»: К раю крошечная лесенка Через тающую тьму. Ты поешь ей те же песенки. Что певала ты ему. («Мать») Как можно заметить, контраст со стиха­ ми «былинного» плана здесь довольно рази­ телен, что лишний раз свидетельствует о не- прекращающихся, настойчивых стилевых по­ исках поэта в то время. Настоящие поэтические удачи ожидали Уткина только на путях упорного и глубоко­ го постижения внутреннего мира живого, реального человека. Для поэта было также чрезвычайно важно выплеснуть в стихи свои чувства и впечатления, свой личный граж­ данский, боевой и нравственный опыт непо­ средственного участника гражданской вой­ ны. Это придавало лирическим произведени­ ям не только субъективную эмоциональнун окрашенность, но и подлинность художе­ ственного «документа» времени. Такую поэ­ тическую задачу Уткину удалось решить в стихотворении «Письмо», где издавна зани­ мавшая русскую литературу тема женской любви и верности, женского душевного бла­ городства (вспомним Ярославну из «Слова о полку Игореве») приобрела актуальное, современное (для тех лет) звучание, хотя о революции и гражданской войне тут пря­ мо и не говорилось. В другом стихотворении 1923 года — «Партизан» — поэт делает первую попытку создания реалистического образа рядового бойца революции. Герой стихотворения —та­ кой же «незатейливый» «серый», «несураз­ ный» и «неуклюжий» мужик, как и герои уже цитированных стихов. Но, в отличие от них, этот партизан совершенно лишен какого бы то ни было романтического ореола. А от пашни не больше году, И тогда никто не ждал, Он сказал отцу: «За слободу Хочь умру...» — И коня оседлал. Революцию герой Уткина принимает про­ сто и естественно, как дело свое кровное, выношенное и выпестованное в душе, как т руд, тяжелый, упорный и необходимый, ко­ торым всегда был жив человек земли: Вот сейчас — шестьдесят отчёкал. Если нужно — Не слезет сто. Весь продрог. Отморозил щеки, Отморозил — И хоть бы што! Его самоотверженность граничит с аске­ тизмом, и эта-то суровая, ставшая обыден­ ной, мужественность, повседневный и вроде бы неприметный героизм роднит его с героя­ ми романтическими: И теперь, не моргнувши глазом, Полетит даже против скал. Он за год Уж четыре раза Перевязку в крови таскал. Поэт намеренно снижает прорывающийся наружу пафос, и восторженная, «романти­ ческая» интонация, только что наметившая­ ся, уступает место интонации сугубо «про­ заической», бытовой. Чисто человеческое, житейское, обыденное берет верх в герое Уткина,—и мы снова видим перед собой простого мужика во всей естественности, не­ притязательности, «первозданности» его на­ туры: