Сибирские огни № 07 - 1971
лать нечего в бухгалтерии —там разговоры не ведутся. Бухгалтерам посторонние люди неинтересны. Старик постоял в сумраке, присматриваясь к ручкам дверей, в кори доре окон дет, только одно, в дальнем конце, светило в глаза, и его скользящий свет выявлял металлические ручки. Старик попробовал все двери не открылись (рабочий день в правлении закончился). Сидел в своем кабинете председатель и что-то писал. — Присаживайтесь, отец,—сказал он,—Я сейчас. Старик этого молодого председателя и не знал. Присланный из города. В кабинете стулья вдоль стен. На столе телефон с растягивающим ся, как пружина, шнуром. — Ко мне, отец? Ну давай, говори. — В контору пришел. Посидеть... — В конторе разве сидят? В конторе работают. Председатель улыбнулся, сильно надавил руками на прикрытые глаза, подержал глаза долго, потом встряхнул голову и спросил. Наверное, поужинал уже? Как думаешь, хорошая нынче весна будет, нет? —Но это он уж не спрашивал, а как бы про себя думал.— Семен из района вернулся? Значит, старика новый председатель знал. — Ну давай, отец. По домам. Закрывать будем. Колхозная контора теперь другой стала... Старик замерз, и казалось, все тело его не согреется. И тепло печи, было каким-то местным: ноги стыли в непроходящем ознобе. В мигающем сумраке комнаты включен телевизор. Гудит темнота., В квадрате двери видна голова и плечи за спинкой стула. Старик узнал тракториста Лагутина. — С кем наши сегодня играют?—спрашивает Лагутин. — Со свердловчанами.—Семен сидит в глубине дивана. Вскоре в их комнату врывается гул голосов. Он как обвал —то за тихает, то нарастает. И долго гигантский пчелиный рой беспокоится где- то далеко и рядом, перебиваемый нервными криками и щелчками. Клава у двери сбрасывает валенки, в шерстяных носках пробегает по полу в комнату детей, скидывает шаль, раздевается. Поверх байко вых штанов на ней короткое платье широким абажуром. В комнату за Клавой ушел и запах силоса. Клава заглянула к Семену, хотела что-то сказать, помешкала се кунду—раздумала. Стала доставать с загнетки сухую растопку. Огонь в печке схватился быстро, и потянуло от плиты сухим теплом. Клава стала чистить и резать на сковороду картошку, а сама все заглядывала в комнату с телевизором. Когда матчевый рев болельщиков заглох, она вклинилась со своим разговором: — Скоро нас по телевизору покажут. Сегодня весь день снимали., Человек семь приезжали. Две девчонки с ними. Ящики во дворе расста вили, шнуры... Лампы наведут в глаза, после пять минут ничего не ви дишь. Даже голова разболелась... Один с аппаратом все меня снимал с Зорькой.—Клава улыбнулась своим воспоминаниям.—Снимет и...— «нет, не то». Снимет и...—«нет, не то...» Я говорю: а вы Фроську. Она тоже четыре восемьсот надоила и красивая. А он пристал: «А потом, по-: том что делаете? Повторите сначала,.. Доильный аппарат переносите? Подержите в руках эти патрончики. В таком ракурсе это блестяще! Это кадр!» Присел на цыпочки, подкрадывается к Зорьке. Ну, думаю; сейчас будет. Не успела подумать, а Зорька как хлестнет его по лицу, а у нее
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2