Сибирские огни № 07 - 1971

— Дед, расправь бороду для солидности,—посмеялся фотограф. *— Выдумали... — Будем, Сергей Платоныч, нашу молодежь воспитывать. На по­ чете... На традициях... — Чудно... Традиции нужны... Карточка моя нужна... А сам я вро­ де уже никому не нужен. Большую фотокарточку и правда у самой конторы под стеклом по­ весили. «Я серьезный, а Матвей улыбается...» —представил старик засте­ кленную у конторы витрину. И вдруг вспомнил сегодняшнее утро, солн­ це на лужах, музыку над согрой и похороны. Ему захотелось взглянуть на живого Матвея, его фотокарточку. Старик слез с печки. Уже подмораживало. Истекал снег, а не успокоился ручей под во­ ротами. Настывший воздух схватывал поверх ноздреватую вязь снега, и он похрустывал под валенками. Старик вышел на дорогу и на мгновение остановился —забыл, ку­ да собрался пойти и зачем. Вспомнил, что к фотокарточке Матвея. А Матвей его не ждет, и некому сказать об этом. Если бы Дуне, жене. Сейчас он ей о себе рассказал бы. Рассказал бы, что дети все при де­ ле. Пустили свои отростки, а нас легко отторгли, мы отвалились, как отжившие наросты. Из снега вытаяли бревна у ограды. Непросохшие, темные. Мокрое дерево напомнило старику старенький крест его жены. «Почему я к тебе не подошел,— говорит старик жене.— Похоро­ нил Матвея и не подошел... А ты, наверно, ждала... Ты всегда меня ждала. Всю жизнь. Слезы прятала, они в тебе так и засохли. Так и ушла с ними. А разве я тебя обижал? Я тебе всегда хотел только хоро­ шего... А ты его не узнавала. Кому об этом сейчас скажешь? Думала, что я дурю, а я хотел, чтоб ты со мной рядом всегда одинаковым воз­ духом дышала. Я ведь тебя любил... До последних дней...» Девять детей принесла Дуня Сергею. Маленькая и стеснительная, с неизбывной привязанностью к детям. И они росли крупными и кра­ сивыми (глядя на них, удивлялись причудливости природы: как может маленькая завязь жизни проявиться этими буйными побегами). Но каждый ребенок был таким неуемным. Неумолимо, с каждым вздо­ хом, отсасывал ее силы, и к шестидесяти годам Дуня была уже сухонь­ кой старушкой с перегоревшими чувствами. Два сына убиты на войне. Иван и Семен —в армии. Дочери пристроены. Отошла война. Не оста­ лось сил на слезы. И уже не было ни желаний, ни стремлений —толь­ ко ожидание. Жизнь свершилась. После войны Сергей работал колхозным пасечником. Пасека за деревней. В бревенчатой сторожке с земляным полом он и ночевал. Вставал утром —солнце только начинало всходить. Влажен верстак под боком избушки. Поблескивает листва березняка, мельтешит ее тень на разноцветных боках ульев. Ни ветра, ни запахов трав поутру. А солнце пробивает сквозную зелень листвы, и вот уж навстречу ему тонкое движение запахов, еще не медовое, не душное. И начинают спадать первые пчелы с лотков, пробовать лапками прохладное солнце. А оно накаляется, теплым прикосновением трогает лицо. Оживают ульи. И такими утрами оживает старик. Томлением переполнено что-то в груди, и не хватает его телу ощущения нагрузки. Он останавливается у верстака, перебирает оструганные заготовки ульев. Приходит к нему что-то забытое, неопределенное. Хочется это чувство в себе держать. Ему вспоминаются женщины на лугах, локти