Сибирские огни № 07 - 1971
или собиралась с мыслями. Концы платка ее расшмыгнулись и петлей качались перед лицом. Зелень травы потемнела. Сумрачным гребнем ир окаймил озеро, и вода в нем стекольно блестела светом еще не взошед шего месяца и осеребрила ракитник на другом берегу. Фигурка Прасковьи показалась Сергею маленькой и затерянной в безбрежности вечера, в неуюте, а забота ее о Миньке, что, наверно, вы глядывая из ворот, ждет ее, забота и эта любовь ее —единственной цен ностью и теплотой в этом мире. Прасковья стояла в нерешительном ожидании. Свалившийся узел косы, она его не заправляла, сделал ее домашней и доступной. Явившая ся в Сергее нежность поднялась холодком и сбила дыхание. Прасковья уловила и почувствовала это в нем. Сергею передалась настуженность в непрогретой тине ее голых ног, ополоснутых в озере, и то, как они ощущают прикосновение ночи. Сергея изумила и охапка ира с белыми язычками корней, какая-то незамутненность души Прасковьи, желание ласки и добра. Ведь нужно же одной лазить здесь у края топи, чтобы принести счастье маленькому человеку и самой порадоваться. Одна в темноте, в неуюте для того толь ко, чтобы ей улыбнулись. — Не боялась одна ночью тут оступиться? —спросил Сергей.—- В трех шагах глубина. Плавать-то умеешь? — Нет...—Прасковья только сейчас подумала об этом и даже удивилась. — Посмотри, где ходила. Там еще и сейчас пузыри под ряской лопаются. Прасковью словно ознобило, она поежилась и заторопилась, подня ла корзину и медленно пошла по краю озера к дороге. Коса, потеряв шая связку, как живая, сползла с головы. Прасковья одной рукой пы талась удержать ее и заправить. Сергею коса ее казалась тяжелой. Хоте лось потрогать ее ладонью, но непонятная нежность сдержала его. Пока зались первые избы. Было жалко вечера, озера, от которого холодным цветом блестело лицо Прасковьи. Что-то случилось с ними. Им вдруг обоим не захотелось уходить. Сдерживало желание медлить, хорошо чувствовать друг друга, думать о своем желании и не стесняться его. На горе было тепло. Деревня уже стала затихать в сумерках. Прасковья оглянулась и посмотрела вниз, на озеро. — На меня всегда страх с опозданием находит,—поеживаясь от позднего воспоминания, сказала она.—На хуторе раз ночевала. Свекор спал или не спал —не знаю. На топчане молчал. Я глаз не могу сомкнуть, лежу. Луна стояла. Слышу, кто-то шуршит у тына. Потом вижу, большая голова тын раздвигает. Я смотрю на нее, как вот на тебя. Луна, видно все. А он не боится ничего, протиснулся в лаз и вышел на середину. На земляном полу стоит, не шевелится. Волк! Лапы, не поверишь, как бадейки, и когти видно, пол-то земляной. Седой весь, в серебре, под лу ной хорошо видно. А глаза как уголья под ветром. Я и не знаю, что со мной было. Взяла и сказала: «Что смотришь? Вон... под кроватью»... Он и послушался. Тронулся, подлез под мою кровать, взял мешок с салом и убежал. Не поторопился даже. Свекор тоже не спал, только лежал, как без языка. А тут всполошился: «Зачем ему сало показала?» Он злится,, а я хохочу. Не удержусь, и все. Даже и сейчас не пойму, смеялась я тогда или плакала. Это от страха, наверно. Но это позже... А когда на волка смотрела —и не боялась. Прошли через всю деревню не по дороге, а рядом с плетнями. Было совсем темно. От кофты Прасковьи шла нежная теплота. Сергею каза лось, что Прасковья чувствует, как желанна она Сергею, ждет прико
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2