Сибирские огни № 06 - 1971

Зал пустует. Зритель охладел к такому театру. Но вот приходит с фронта третий режиссер, становится парторгом, увлекает за собой труппу и вступает в борьбу и с тем и с другим режис­ сером. Он ставит глубокоидейные, современные спектакли, находя для них яркую форму. И сразу же зрители повалили в театр. Прочитав довольно ядовитый разбор повести, я схватился за голову и даже застонал. На собственной шкуре я понял, что такое примитивная схема, иллюстративность, заданность- Я мычал, как от зубной боли, и метался по комнате. Мне было стыд­ но даже стен. Теперь вспоминаю о той рукописи и удивляюсь, как это я мог попасть впросак, не заметить то, что бросалось в глаза? Или каж­ дый молодой проходит через такой искус? ...Опять иду к столу и принимаюсь за третий вариант «актерской» повести. Мне хочется спасти пережитый мною театральный материал. Не написано еще ни романа, ни повести о советском театре. Ночами снегопады, а днем теплеет, и снег на ветвях сочится. И вдруг приморозит, и мокрые ветви обледенеют, и вот всюду сверкают мои любимые стеклянные сады Выйдешь на крыльцо, посмотришь на них, покуришь, немного по­ занимаешься физзарядкой и снова за стол... Уткнулся как в стену и ни с места. Фантазия буксует, не может выбраться из месива слов.. Я молод, свободен, я на юге, в театре —ведь, все это счастье! А у ме­ ня в душе тяжесть, тьма, раздражение. Прорвусь ли я когда-нибудь через завалы трудностей? По той ли я дороге иду, ту ли дверь открываю? Нет, не могу сдвинуться с места! Прячу рукопись в чемодан и беру «Отцы и дети» Я люблю читать эту книгу зимой, в снегопады. Чем-то она в моей жизни связана с ними. Заваливаюсь на холостяцкое ложе и раскрываю затрепанный томик. И постепенно в душе все успокаивается, и ко мне приходит праздник. Да что же за тайна живет в этой книге? И вообще во всех хороших книгах? Может быть, все дело в личности автора? Может быть, нужно заботиться не только о том, как писать, но и о том, какая у тебя душа? Закуриваю. В комнатенке темнеет- Ветер залепляет окно мокрым снегом... Чехов увидел степь. Она вошла в его душу. А потом он описал ее такой, какой увидел. И стала жить в книге уже чеховская степь, озарен­ ная его душой, его любовью. Увиденная по-особенному, как только мог увидеть он Значит, секрет чеховской прозы —это опять же секрет и свойство души? Выходит, писателю прежде всего нужно создавать самого себя а потом уже приниматься за книги? Своеобразие души —это что? — врожденное или выработанное? По крайней мере, человек все время находится в борьбе с самим собой, со своими недостатками. В памяти мелькает злосчастный вечер ревности, и опять вспоми­ наются слова: «Как же он может быть хорошим поэтом, если он...» Одеваюсь, иду в радиокомитет. У меня сегодня там репетиция. Из летящего снега неожиданно доносится голос Ники. Она читает по радио. Ее любят слушатели. Один из них даже прислал —умилив­ шее всех —письмо: «Артистку Бокон я за талантливое чтение ставлю на гениальную высоту великих наук». Я теперь тоже по совместительству работаю в радиокомитете лите­ ратурным редактором, да еще подрабатываю в кукольном театре. Даже перевожу для него кабардинскую пьесу-сказку «Дахацаго».