Сибирские огни № 06 - 1971

Все уже спят. Я вышел на балкон, облокотился на перила. Кругом громоздятся горы. Куда меня занесла судьба! Как-то там, в Сибири, мама, Мария? Обе на пенсии. Трудно им, а я не могу ничем помочь. По­ шел студент в баню —с квартиры съехал. Тихо, пусто. С гор накатывается зябкая свежесть, запах снега. Спит поселок у шумящего Баксана на дне ущелья... За спиной слышу шлепанье босых ног. Полосатым шаром подкаты­ вается ко мне Мячин в пижаме. Его пухлое лицо со сна раскраснелось, распатланные волосы торчат во все стороны. — Не спится? —хрипловато спрашивает он. — Сибирь припомнилась,—тихонечко отвечаю я. — С меня, брат, причитается бутылка коньяку.—Мячин смеется, потирает руки,—Я ведь переехал к Аннушке. Не скажи мне тогда у ки­ оска о ней, я бы... В общем, иногда и одно слово может делов наделать! Я растроганно жму ему руку. Просыпаемся от крика: — Вставайте! Вставайте! Война кончилась! Все вскакиваем, роняя на пол одеяла, подушки, стоим ошалелые, взлохмаченные. В распахнутых дверях Петр Софронов. — Баба одна в гостинице объявила: конец войне! — орет Софронов. Мелькают рубахи, брюки, босые ноги вколачиваем в ботинки, в туф­ ли. Бежим в коридор, к радио. Там уже гомонит толпа наспех одетых, непричесанных обитателей гостиницы. И вдруг —мертвая тишь. Гремиг торжественно-раскатистый голос, возвещает о капитуляции Германии. Радостно и беззвучно плачет Дальская, забывшая застегнуть свой лох­ матый цветастый капот. Смахивает слезинки и Жданов. — Ну вот и все...— говорит мне Ирина.—вот и все... Новая жизнь начинается, яхонтовый ты мой! Обнимаемся, целуемся. Ника повисает у меня на шее, пробует повис­ нуть и Ирина, и мы все трое валимся на затрещавший диван. И тут же приходим в себя от громкого рыдания. Актер Бессонов —маленький, щуплый, старый — зажав ладонями лицо, уходит в номер. Десять дней назад погиб его единственный сын. Всю войну даже ранен не был, а вот перед самым концом отметила его пуля... Вхожу в номер. Бессонов, уткнувшись в подушку, беззвучно трясет­ ся. Рядом на кровати сидит, облокотившись на колени, Ансаров. Он угрюмо молчит. Что скажешь старику? Наша радость, конечно, достав­ ляет ему боль. Так среди ликования в миллионах семей льются слезы. Вспоминаю я и о вас, братья мои, Шура и Алеша. Сейчас мама пла­ чет, призывает вас. Где вы лежите?.. Сегодня же надо написать боль­ шое, ласковое письмо матери, хоть как-то ободрить ее. Стою на балконе, трясущимися руками сворачиваю цигарку. Снежные горы по пояс в облаках. На дне ущелья ликует поселок. Жи­ тели толпятся у линяло-красной, дощатой трибуны. Гулкое эхо повторяет напряженные голоса ораторов и салюты из охотничьих ружей, и певу­ чий, медный гром оркестра. Люди обнимаются, целуют друг друга. У дыры в каменной стене клубится орущая огромная стая испуганного воронья... Начало войны я встретил в болотах Нарыма, а конец ее —в горах Кавказа. Много тысяч километров и четыре трагических года лежат между этими днями. Вспоминаю тот далекий, словно приснившийся, день... Мы —актеры Томского театра — по Оби приплыли в Могочино. Унылое, гнетущее ме­ сто. Базар и ряд улиц затоплены. Тучи мошки и комарья. Улицы в ямах, завалены поленьями, досками, бревнами, покрыты толстым слоем щепок