Сибирские огни № 06 - 1971

Мать припадает к нему. — Ну-ну, будет,—Шура неумело не то прижимает ее-к себе, не то отстраняет. — Ты успокойся, Дуня. Разливай,—просит тетя Катя.—Еще будет время поплакать. Ему и так невесело. — Давайте выпьем за победу; за Шурину и Алехину солдатскую удачу,—предлагает дядя Володя,—и за скорую встречу вот за этим же столом! —колечки его усов уже совсем сивые, вид потрепанный и только тщательный пробор на голове да обручальное кольцо еще смут­ но напоминают о дяде Володе из прошлого. Мы чокаемся и пьем горькую водку, настоенную на травке-росянке, — Эх, Шура! Видно на роду тебе написано хлебнуть солдатской мурцовки,—пьяненько восклицает тетя Парасковья, по-прежнему пух­ лая, круглая, деревенски уютная.—И сколько ее уже хлебнул русский мужик. — Да, пришлось пострелять и в первую мировую, и в граждан­ скую,—важно соглашается долговязый, цыганистый дядя Ефим и сразу обеими руками подкручивает лихие усы. На левой руке у него нет сред­ него и безымянного пальцев. — Вот и Алешка где-то там дымом греется, шилом бреется, из то­ пора похлебку варит, отчаянная его голова. Выпьем, племянник,—шумит тетя Парасковья.— Где наша не пропадала! А тетя Маша, толковательница снов и примет, истово крестит Шуру через стол, заклинает: — Храни тебя бог, храни тебя бог! Я видела сегодня во сне хлеб — это к добру, Шура. Перед уходом брата все, присев, молчим, как это заведено. В душ­ ную, жаркую комнату через окно вливается холодноватый свежий воз­ дух урожайной осени. Помолчав, встаем и начинаем прощаться с Шурой. Мать охватывает его шею, крестит, кричит: — Осиротеет наш домишко! Да как же я теперь без тебя-то буду? И Алеши нет. И он где-то! Поди, уж и живого нет. Детушки мои! Да за что вам такое наказание? Иссохну я вся, исплачусь! — Успокойся, не реви, ничего мне не сделается,—утешает он, пря­ ча повлажневшие глаза. Все тетки всхлипывают, а дядюшки крякают, дают всякие советы, вспоминая далекие войны. Распухшая от слез Мария шепчет Шуре ка­ кую-то молитву, которая будто бы спасает от пуль. Тетя Маша застав­ ляет Шуру взяться за голубые косяки скрипучих дверей. Есть и такое поверье: возьмешься за косяки —обязательно вернешься к родному очагу. Шура, грустновато усмехаясь, все покорно выполняет. Едва выходим из калитки в шелест листопада, как сталкиваемся с белокурой румяной соседкой. На ее дородных плечах черное коромысло с синими ведрами. Тетя Маша испуганно машет руками: — Куда ты, полоумная! — Полные, полные! —кричит соседка, опуская ведра на тротуар. Подняв одно, она подносит Шуре:— Попей в дорогу родной во­ дицы! Соседка уже свое отплакала —два месяца назад получила «похо­ ронку» на мужа. У Шуры глаза радостные. Вот эта встреча с красавицей-вдовушкой, должно быть, для него лучшая примета. Шура частенько взглядывал на ее окошко, со спящим на подоконнике дымчатым котом.