Сибирские огни № 06 - 1971
— Я, конечно, ничего не понимаю в твоих делах,—говорит Ника,—• но ты же написал о том, что я видела и вижу вокруг. И почему не нуж но писать об этом? — Автор, дескать, идет не по главной магистрали, а виляет по тро пинке у обочины. Вот тебе и все! Взволнованные чтением и разговором, мы бредем куда глаза глядят. Изголодавшись по собеседнику, я рассказываю о написанном, о сво их «открытиях», о героях. И этот разговор сближает нас необыкновенно. Бедная Ника, если бы она могла предвидеть, сколько сот страниц я об рушу на нее в будущем. ...Пока мы играли спектакль, улицы омыл короткий, но сильный дождь. Иду по мокрому асфальту. Лицу, после грима, приятен свежий ветерок. Из парка выскакивают лягушки и нахально прыгают по тротуа ру. Озаренные луной, всюду через заборчики переваливаются белые вет ви яблонь. После дождя ветви отяжелели, слиплись, они роняют крупные капли. Изо всех садов и двориков ползет на улицу запах яблоневого цвета. Во дворе моей хозяйки растопорщилась тоже вся белая и мокрая груша. Она так велика и развесиста, что даже навалилась на черепичную крышу. И вдруг все мне предстает в ином виде. Ведь в этом уютном двори ке, под этой грушей и даже в самом доме, не очень-то уж давно, прошу мела короткая, но яростная битва. И здесь наши солдаты расстались с жизнью. Вот здесь, вот на этом клочочке земли. Я опускаюсь на крыльцо, закуриваю и долго сижу в тишине ночи, полной шороха капель. Нет, это теперь не просто двор, огороженный для всяких немудреных хозяйственных надобностей. Он теперь имеет особое значение. И эта его значительность заключается в его житейской обыкновенности. Он сейчас был таким, каким хотели видеть его солдаты: нашим двором, двором, предназначенным для нашей жизни. Нет уже тех солдат, и все-таки я чувствую их присутствие здесь под сенью белой груши и в доме, в котором теперь живу... Еще в сенях слышу возбужденные голоса Александры Васильевны и ее матери. Чего это они? В такой поздний час они обыкновенно спят. — Что случилось? —спрашиваю я, входя в кухню, освещенную ке росиновой лампой. — Радиво! Наши в Берлин ворвались! — радостно кричит старуха. — Тише, тише! Сейчас снова будут передавать,—машет на нас ру ками Александра Васильевна. В черной тарелке репродуктора шум то усиливается, то затихает, точно накатываются и уходят морские волны. И в этом шуме по-птичьи неустанно пищит неведомая станция: пи-и, пи-пи-пи-и... Иногда смутно звучит клочок музыки или вырывается какая-то восточная рыдающая песня. И вдруг из шума вздымается торжественный голос. Наконец-то пришла эта минута! Не они в Москву, а мы к ним в Берлин пожаловали. — Господи, наконец-то! Господи, наконец-то,— бормочет старуха. Александра Васильевна смахивает слезы..„ Наши, окружив Берлин, уже пробились к его центру. А где-то на Эльбе соединились с американцами. Идут последние дни войны.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2