Сибирские огни № 06 - 1971
Дыхание победы — Слушайте, товарищи! До Берлина же только сто двадцать километров. Дух захватывает! От Москвы до Берлина проперли'е-боя- ми! —говорю я. Ника сидит на моей кровати и от радости смеется, а дочь хозяй ки—Александра Васильевна —стоит на порожке моей двери, плачет и курит цигарку, пуская большие клубы дыма. Обе они хлебнули в эту войну. Александра Васильевна жила в Москве. Ее муж был секретарем райкома партии. Когда немцы прорвались к Москве, он отправил жену к матери в Нальчик, а сам ушел в ополчение и погиб под Москвой. Квартиру кто-то занял. Так Александра Васильевна и застряла в Нальчике. Когда пришли немцы, соседи не выдали, кто она и откуда. — Одиннадцать наших солдат заскочили к нам во двор с пуле метом,— рассказывает Александра Васильевна. Она вымыла волосы, и голова ее обмотана полотенцем.—Вот в этот самый двор, по кото рому мы сейчас ходим. Кричат нам: «Эй, хозяйки! Быстро в убежище! И носа оттуда не высовывайте». А была у нас во дворе вырыта узкая траншея: город бомбили не раз. Ну, спустились мы в нее. И —нача лось! Немцы со всех сторон окружили двор. Пулеметы, автоматы тре щат. Звон оконных стекол. Часа два отбивались наши солдаты. Потом стихло все. А потом во дворе по-немецки заговорили, затопали. И вдруг сразу несколько фашистских рыл появились над траншеей, наставили на нас автоматы. Дышут запаленно, как псы после погони. «Шнель, шнель!» И еще что-то орали, пока мы выбирались из траншеи. «Рус- сиш зольдатен, руссиш зольдатен»,— поняла я наконец и отвечаю: «Наин зольдатен». Ну, пошныряли по дому, по сараюшке и ушли. А наши ребятки... все одиннадцать полегли. У забора лежали, под гру шей —видно, за стволом хоронились. А трое вот здесь оказались, у окон...—Седеющая, с горестными глазами, Александра Васильевна по казала на окна в своей комнате.—На полу лежали... Лужицы крови...— Больше она не смогла рассказывать—ушла на кухню. Мы с Никой, подавленные, молча смотрим на окна, на чистый крашеный пол, представляя на нем лежащих солдат... Тихо в комнате, солнечно, на подоконниках в горшках ало цветет «Ванька мокрый». Из кухни пахнет вареной кукурузой, звонко тикают на стене «ходики» с медной гирькой на цепочке. И этот дом напоминает мне старенький мамин домик. И так за хотелось прочитать о нем вслух, чтобы Ника узнала о Шуре, который, может быть, так же вот погиб где-нибудь во дворе или в хате, защи щая их. Я прикрываю дверь каморки, сажусь на кровать рядом с Никой и тихонько рассказываю о своей работе. — Что же ты до сих пор молчал? —удивляется Ника. — Да так... Рецензент разругал мою писанину... Хочешь послушать рассказ? И я читаю ей. В некоторых местах не могу сдержаться, голос мой прерывается. Закуриваю, чтобы успокоиться, пью воду. — Псих несчастный,— говорит Ника, всхлипывая.—Это «Яшка» то же на читках пьес, как дойдет до грустного места, так и не может даль ше читать. Отдышавшись, я, наконец, кончаю чтение. Взбудораженный, толкаюсь из угла в угол каморки, радуясь, что мо гу поговорить о работе.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2