Сибирские огни № 06 - 1971

Молча и благодарно я выпиваю за него чашку араки... Меня оставляют ночевать, но я как всегда боюсь быть в тягость и ухожу к своей независимости и воле. Ныряю в сырую ночь, которой теперь не страшусь и в которой мне не так уж холодно. Лицо и очки сразу становятся влажными от мороси. За завалами тумана и тьмы, где-то там высятся Кавказские горы. Такие огромные, сияющие, победно-красочные днем, они исчезли, эта сырая тьма как бы стерла их на нет. Даже не верится, что такое возможно... На двери замка нет. Значит, Ника пришла. Только она знает, ку­ да я прячу ключ. Вхожу в свою темную «мансарду», зажигаю коптилку. Ника ле­ жит на кровати, голова ее торчит из-под одеяла. — С Новым годом,—говорю я, целуя ее в нос. — Дурак ты! Почему ты, дурак, не пришел? —плачет она.—Я сколько тебя здесь жду. Совсем уж окоченела. Смеясь и клацая зубами, раздеваюсь и лезу к ней под одеяло. — Погрей меня! Я шепотом рассказываю о Семеновом рае. — Ну тебя, с этой твоей волей и независимостью,—сердится она.— Пропадешь ты здесь. И ничего ты не умеешь, не можешь сделать для себя. Даже дровишек не можешь достать. И квартиру себе не сумеешь найти. Я сама завтра этим займусь. — Только чтобы закуток был где-нибудь за печкой,—прошу я.— Печка горячая, а кровать около нее. Ладно? Прощай, «мансарда»! Сколько я здесь сразил врагов своей шпагой. И мы целуемся и обнимаемся, оба грешные, неприкаянные и такие неустроенные. Каморка за печкой Еще весь покрытый премьерной испариной, еще переполненный радостной усталостью, иду по темному, пустынному городу. Со мной Ирина и Ника. Потеплело. Дует почти весенний ветер, наносит тепло в подкову из гор, в которой стоит Нальчик. Темнеет тающий снег. Легко дышится. Вспоминаются прошлые весны. И вот уже новая веет в лицо, хотя еще только конец января. Остановиться бы, зажмуриться и постоять так молча, просто вдыхая воздух. Ирина, заразительно смеясь, рассказывает, как она провела Фер- тица. Она пообещала ему, после спектакля, прогулку по ночному пар­ ку, а сама ускользнула от него. — Я спряталась за портьеру и вижу: «Длиннуша» заметался. За кулисами туда-сюда —рысцой, рысцой. Глаз ищущий, алчущий. В гри­ мировочную, к парикмахеру, в реквизиторскую сунулся. Нет меня. В фойе бросился. А я —в дверь, и за вами. Представляю, как он сейчас там бесится! Они хохочут с Никой. Ах, этот непобедимый Фертиц, ах, этот циник, смотрящий на весь мир с иронией! А особенно на женщин,—веселится Ирина. Вот и дом ее. Мы прощаемся с ней. С понятной только мне внут­ ренней шаловливой улыбкой она произносит памятные строки: