Сибирские огни № 06 - 1971
динились. Ты опустись на грешную землю, опустись и посмотри в лицо окружающему... И Шура дружески хлопает меня по коленке, должно быть, боясь, чтобы я не обиделся. А я обиделся, хоть и не показываю вида. Мне больно за свой рассказ. — Я, конечно, подумаю...— не очень-то искренно произношу я. Шура скручивает новую цигарку и вдруг ласково говорит: — Да-а... Взглянуть бы на твоих будущих ребятишек,—он усме хается неповторимой, мягко-иронической усмешкой.—У Муромца и вдруг —дети... Помнишь, как ты зачитывался «Томом Сойером» и как мы спали на сеновале? И как встречали самый длинный день в году? Бежит время... Он сильно затягивается, по ветру сыплются искры. — Хочешь, я подарю тебе одну тему? Собирался нынче засесть, да вот —не получается...—Цигарка озаряет Шурино смуглое лицо.—Опи ши-ка, Муромец, наш Красный проспект! Начни с того времени, когда он еще состоял из деревянных домишек, лавчонок, купеческих лабазов, пивнушек. Он тогда назывался Николаевским в честь царя. Вот и рас скажи, как Николаевский превращался в Красный. Опиши людей, кото рые живут на нем. Так и назови книгу «Красный проспект». Ты поду май, подумай. Ведь Красный проспект —это красная строка в истории нашего города. У меня защемило сердце. Неужели Шура не верит, что вернется домой. Мы долго сидим, курим, слушаем шум ветра в березах. — Ладно,— наконец поднимается Шура.—Попробуем вздремнуть. А то завтра буду, как вареный... А все-таки интересно —какие у тебя будут ребятишки, продолжатели нашего рода? —опять усмехается Шура. — Да ты что? И моих увидишь, и еще своих заведешь,—говорю я, вдруг охрипнув. Шура молчит. Мы идем к крыльцу. Теплейший ветер треплет наши пиджаки, во лосы, громыхает железом крыши, стегает по ней ветвями берез... Утром собираются родные. У постаревших теток глаза красные, заплаканные; дядюшки дымят самосадом —папирос уже нет; все го ворят мало, а если и говорят, то сдержанно, тихо, точно на похоронах. Я стою у жаркой плиты, мешаю в урчащей кастрюле. Один за од ним выныривают со дна пельмени, а потом они начинают бойко и весе ло выбрасываться сразу по нескольку штук, вспучиваться кипящей шапкой. Раскладываю их по тарелкам и, благоухающие, дымящиеся, несу на. стол. Осенние листья сыплются, будто из глубины ярко-синего неба. Опускаясь мимо открытого окна вверх корешками, они крутятся, как золотые волчки. Мирный, листопадный день, словно и нет войны, словно мы собра лись просто отметить день рождения Шуры. И он сидит себе спокойно, даже буднично, молчаливый, стараю щийся, как всегда, быть в тени, рассматривает прозрачный, лимонного цвета мундштук с черным от никотина канальчиком и чистит его Ма рииной шпилькой. — Ты чего это... Не вешай нос,—говорит он матери, которая тол кается из угла в угол, все время забывая, что ей нужно делать.—Все обойдется, как-нибудь... Не должна затянуться война. б
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2