Сибирские огни № 06 - 1971

ным Кавказским хребтом. Легко и радостно и телу и душе. До чего же свеж и прозрачен студеный воздух и как близки — ближе чем всегда — огромные цветные горы. Видны все синие впадины, все золотистые вы­ пуклости, все обледенелые, заснеженные зазубрины и пики. И какое на­ слаждение просто идти по земле. И все чего-то ждешь и веришь во что-то. Но все реже и реже такое состояние души, все чаще и чаще быва­ ешь желчным и отчаявшимся... Чего это мне все мерещится какой-то пушистый и тяжелый снего­ пад, какое-то раннее, теплое утро, белизна, сугробы? Что это? И тут возникает передо мной переулок, стрекочущие сороки и мы с Верочкой, бегущие в снегопад... Было такое, было, тогда она принесла мне весть, что «Алеша» вернул меня, исключенного в школу... Вся эта молодость, это ощущение счастья должны жить и в Зое, и в ее школьных днях... Так вот и хожу по улицам, по парку и работаю и открываю что-ни­ будь для себя, и поражаюсь, и радуюсь открытому. А где-нибудь в глухой аллее остановлюсь и начну читать монологи из «Дамы-невидимки», повторяю их и пять и десять раз, обращаясь к елям, к сугробам. Вот и разрываешься между литературой и театром. Да ко всему этому еще и Ника... Вдруг затоскуешь о ней, да так, что бежишь к ее дому, гремишь по гулкой лестнице ботинками. А через минуту уже вме­ сте бредем в мою «мансарду». Здесь я сам себе хозяин. Независимость! Главное, нет нудной домо­ хозяйки, терзающей тебя требованиями дров. Только иногда вдруг распахнется дверь, и на пороге вороной воз­ никнет Грантова бабка. Не глядя на меня, она исследует полку и, ты­ кая пальцем, пересчитывает чашки, тарелки, ложки. Глухо ворча, что-то вроде проклятий, проверяет — на месте ли стулья и, задрав одеяло, смотрит — не похитил ли я матрац; ощупает ведро, кружку и исчезнет. Такие налеты веселят меня. Однажды, во время бабкиного набега, я с улыбкой протянул ей два белых в красный горошек платка. Это Ан­ нушка раздобыла ордера на них. Бабка, не поняв меня, взглянула на платки хмуро. Тогда я осторожно накрыл ее голову платком, а другой вложил ей в жилистые, узловатые руки. Лицо бабки неожиданно озари­ лось добрейшей улыбкой, она сказала мне что-то по-армянски, засмея­ лась, погрозила кривым пальцем, потрепала меня по щеке жесткой ла­ донью, дернула за ухо и ушла. После этого налеты на «мансарду» прекратились... Новый год Идет последний день— нет, уже вечер — 1944 года. «Вот и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова». Развороченный город тонет вту­ мане. Опять, как часто здесь бывает зимой, сыро, промозгло, гололеди­ ца. Туман такой плотный, что он будто уперся лбом в редкие стеклины веранды и давит и давит на них. Он даже прополз в щели, и поэтому на веранде тоже легкий туманец. Сегодня, встретить Новый год, Нику и меня пригласила к себе одна из страстных театралок. Я согласился, но не пошел. Уж очень вид у ме­ ня потрепанный. Да и на душе гадко. Уже чуть ли не два месяца нам не платят зарплату. Но самое тяжелое: из Москвы вернулись мои рассказы и «актер