Сибирские огни № 06 - 1971

Сильный ветер обрушивается на нас. Хоть и осень, он по-летнему теплый, влажный и мягкий. Он засорен дождинками. Мы садимся у забора на груду сырых бревешек, сворачиваем ци­ гарки. И только сильно затянувшись махрой, я чувствую, как отмя­ кает мое стиснутое горло. Становится легче дышать. — Что за сила у матери,—тихонько удивляется Шура.—Ну, ты же знаешь ее жизнь! Папашины кулаки, ежедневная лошадиная рабо­ та... Троих детей похоронила... Все вынесла. А сколько ей еще придет­ ся вынести? Ветер дергает ставни, калитку, сотрясает заборы, крепко щелкает в наши лица редкими, теплыми каплями. Воздух по-деревенски чист, и пахнет осенней листвой. Полоса света из окошка пересекает двор. В нее, кувыркаясь, приносятся из мрака желтые листья и снова улетают во мрак, гонимые ветром. На полосе то и дело появляется черная тень матери. В эту последнюю ночь в родном доме Шура, должно быть, все время чувствует свое быстрое приближение к войне, к боям, к своей судьбе, к самому значительному в своей жизни, и поэтому, как никог­ да, он говорлив. Наверное, разговором старается заглушить смутную тревогу. — Не знаю, как другие народы,— говорит он,—но мы, русские, можем вынести все. — А может быть, это плохо? —спрашиваю я.—Может быть, в нас еще сохранилась психология раба —все сносить терпеливо и безропотно, довольствоваться охапкой соломы под боком... — А это смотря ради чего... Не забывай — все-таки революцию со­ вершили мы, терпеливые, а не пылкие и непокорные французы или там итальянцы, испанцы. Я хочу знать о Шуре все. -— А не страшно тебе идти на войну? — Нет,—отвечает Шура не задумываясь.—Это, конечно, не потому, что я какой-то храбрец. А просто я еще за тысячи километров от вой­ ны и никак не могу почувствовать ее опасность... А потом —надо ид­ ти. А ты, Муромец, не ершись. Мы с Алешкой будем там, а ты здесь будь. Военком прав. — Ничего он не прав!—злюсь я.—Сейчас такое происходит... Не хочу я околачиваться в сторонке. Нельзя мне это. Понимаешь?.. Стоит этому самому военкому произнести одно лишь слово: «Призван!» и я окажусь другим человеком с другой судьбой... И потом, я даже перед тобою чувствую себя идиотски... — Ну-ну, не городи чего попало!.. Конечно, мы появились на земле не только есть да пить. Каждый должен хоть что-то оставить после себя: книгу, песню... Ну, дом, колодец... Или какую-нибудь удивительную мысль, что ли... Да мало ли чего! А насчет «иного мира»... Есть у тебя один недостаток. Сказать? — Крой,— я настораживаюсь. — Родился ты в самой что ни на есть простой семье, жил и жи­ вешь среди самой обыкновенной жизни. Кажется, уж тебе ли ее не знать, не понимать. И вдруг ты стал смотреть поверх людей. Витаешь где-то в небе и приносишь оттуда в клюве всякие «прелести», вроде рассказа,—и Шура декламирует: —«Мои призраки, или алые фламин­ го». Одно заглавие, брат...—Он крутит головой.—А уж содержание... Ничего земного, ничего нашего. Поэтому и живых людей —ищи —не найдешь... Сейчас и в тылу не сладко. Сейчас и здесь мир стал иным. Люди напрягают все силы. И есть в них что-то... Душой они все объе-