Сибирские огни № 06 - 1971
— Зима здесь — и лихому татарину не пожелаешь — туман, сы рость, гололедица, слякоть! — подзуживает он. — А то ли дело в Сибири! Зима так уж зима,—подливаю я масло в огонь. — Как грянет сорок градусов, так любо-дорого по улице прой тись,—распаляется мой земляк.—Трещит сухой морозище, и солнце светит вовсю. Здоровый климат! А здесь что? — A-а! Дорогой мой, зато здесь летом розы,— спорит Фертиц, под нося к его носу стакан с цветами. Мячин с отвращением отшатывается от них. — Идите вы с вашими розами знаете куда? — Знаем, знаем,—машет руками Фертиц. И он изгибается с кошачьей мягкостью и ликующе потирает длин ные руки. — Вы только подумайте, Роман Сергеевич, вы только представьте, что это за дома? —тычет Мячин в окно, в сторону улиц.—Мазанки, крытые черепками! Дождь пойдет —крыша протекает, ветер дунет — в комнате свистит. — А в Сибири — что? —лукавит Фертиц. — Спрашиваете! У нас там дома бревенчатые, крыши под железом. — Вы, конечно, чалдон? — Настоящий! И горжусь этим. — Вот язви тебя! Кажется, так у вас в Сибири говорят?.. Хотите, я расскажу о ваших ночах? —Фертиц, наклоняясь к Мячину, не говорит, а как-то мурлыкает ему в самое ухо, обволакивает его, пленяет. У него привычка говорить с людьми почти на ухо, точно он постоянно сообщает какой-то большой секрет: — Вы лежите на кровати, в темноте, и вы с нежностью вспоминае те... нет, не о белокурой девчонке с розовыми коленками! Вы с негой вспоминаете... о соленых груздочках, о березняке с грибным запахом... о бруснике, залитой медом,— увидев горящие глаза толстяка, Фертиц жмурится, выгибая спину, точно кот, и вдохновенно продолжает: — о стылой клюкве. Она сыплется, гремит, как бусы, зубы от нее ноют... О молоке, замороженном кружками... Вот вы о чем прошлой ночью вспо минали! — Точно! — бурчит Мячин. — И еще вам представлялась русская печка... Откроешь горячую заслонку, а из печки запахнет,—Фертиц сладостно зажмуривается,— как из уборной... Калина там в корчаге преет. Мы с Костей Водо, упав на доски-столы, тихо стонем. Мячин угрюмо озирается, начиная понимать, что его разыгрывают, и, обругав нас, уходит. — Потрясающе занудный типок,— говорит довольнехонький Фертиц. — А ведь на сцене смешон. Когда он играет —публика в лежку,— замечает Водо. — Загадка таланта! А этот чалдон талантлив,— замечаю я. — Дорогие товарищи!—тоном докладчика начинает Фертиц.— На до бы как-то назвать нам эту нашу хавиру. Без названия она какая-то безликая... И всяк входящий сюда должен рассказать хоть одну инте ресную историю. Я получил сегодня письмо из Новосибирска от Пронина. Вытаскиваю письмо и рассказываю о Птице, о его «Бродячей соба ке», о «Привале комедиантов» и о том, как Птица целый месяц не мог досказать мне историю блоковского стихотворения.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2